Детская мафия

Это раньше хлебным городом для беспризорников был жаркий Ташкент. Ныне бездомные со всего СНГ стекаются в Москву. Полчища профессиональных попрошаек оккупировали центр столицы. Нищие организованы в группы, территории поделены, выручка распределяется по отработанной схеме. В армии просящих все больше малолеток. Голося жалобные песни, танцуя, делая кульбиты, они приносят своим взрослым покровителям немалые барыши. Чего стоит бизнес на нашем милосердии?

Катим в самый центр, на Арбат. Притормаживаем около кинотеатра «Октябрь». Смуглый пацан лет десяти, отчаянно жестикулируя, показывает нам место для парковки и тут же подскакивает к двери с протянутой рукой. Получив десятку, улыбается во весь щербатый рот: «Красавица, мелочи не добавишь?»

Вспомнив Остапа Бендера, говорю: «Может быть, тебе дать еще ключ от квартиры, где деньги лежат?»

Увертываясь от щелчка по лбу, цыганенок несется к остановившемуся джипу.

А у цветочного киоска орава разновозрастных детей дает концерт. Большеглазая девчонка играет на миниатюрной гармони, двое чернявых мальчишек лет пяти выводят чистыми голосами: «Я в весеннем лесу пил березовый сок… » В пластмассовую миску то и дело летят монеты и купюры.

— Эти малолетки зарабатывают больше, чем мы с вами, — замечает продавец цветов Марина. — Место тут бойкое. Через каждый час к ним подходит «смотрящий» — здоровый брателло с щетиной, — снимает кассу и спешит к следующей точке.

На углу кинотеатра с пакетом в руках стоит босой кроха лет шести. Над речью просящего милостыню малыша явно поработал хороший таборный психолог. К женщинам он обращается не иначе как «ненаглядная». Мужчин среднего возраста награждает эпитетом «командир», пенсионеров именует «отцами». Выскакивая навстречу пожилой даме, он выпаливает:

— Бабушка, у вас сердце доброе, вы столько пережили, не дайте, чтобы я тоже страдал! Помогите Христа ради.

Старушка не может устоять перед этим воззванием, и в пакет попрошайке из старого дерматинового кошелька летит десятка.

— Зачем дала? — корит ее подруга, опирающаяся на костыль. — Тут работает мафия. Пацану твои деньги не достанутся, все пойдет на нужды табора.

В спор вступает еще не старая женщина, прогуливающаяся с внуком:

— В Евангелии сказано: «Просящему у тебя дай». Просят ради Христа и подают ради Христа…

Мы в полемику не вступаем, а спешим к белобрысому мальчишке, что прямо на тротуаре ходит на руках и крутит «колесо». На вид гуттаперчевому артисту не более 7 лет.

— Девятый год, — говорит пацан, забирая протянутые ему пятьдесят рублей. Не дожидаясь вопросов, он тараторит без пауз: — Зовут Вовка, живу в Подмосковье. Папа умер, мама лежит парализованная, нужны деньги на лекарства.

— Не страшно одному в столице промышлять? — допытываемся мы у мальчишки.

— Я с Лялей, Манушем, Лачой и Зарой, — машет он в сторону вокалистов. — Привозит и забирает нас дядя Яша.

О заработках Вовка говорит уклончиво, явно подражая кому–то из взрослых: «Башляют все больше по–мелкому».

Уловив кем–то брошенную в толпе фразу на цыганском наречии, наш собеседник срывается с места в карьер. Следом снимается с места и трио музыкантов.

Билетные кассиры «Октября», изо дня в день наблюдающие гастроли малолеток, уверяют, что нищенский бизнес хорошо организован. Бригады попрошаек, чтобы не примелькаться, постоянно меняются. В утреннюю смену работали певцы и акробаты, после обеда появляются танцоры и гитаристы.

— В последнее время в цыганских «профсоюзах» стали попадаться русские мальчишки. А все потому, что светленьким голубоглазым пацанам лучше подают, — делится наблюдениями продавец Дома книги на Арбате Елена Сундукова.

— У нас еще сравнительно тихо, а на нечетной стороне Нового Арбата, где сплошь казино и магазины, попрошайки носятся буквально стаями, — вступает в разговор местная жительница Татьяна Степанова. — Чтобы освободиться от прилипчивых нищих, прохожие выгребают из кошельков всю мелочь. Но попробуй схвати побирушку за шкирку, тут же появится взрослый покровитель, начнет кричать: «Зачем брата обижаешь?» У «детской мафии» есть своя служба безопасности.

«Малыш для них — реквизит»

Спускаемся в подземный переход. На тонкой картонке, постеленной на цементный пол, сидит женщина в цветном тряпье с грудным ребенком. Она ничего не просит, металлическая тарелка с мелочью, выставленная чуть ли не на середину перехода, говорит сама за себя.
Мерно раскачиваясь из стороны в сторону, она убаюкивает младенца. Впрочем, колыбельная малышу, по всей видимости, не нужна. Ребенок, напоенный молоком со снотворным или спиртным, спит как убитый.

Гульбутта прячет нашу пятидесятирублевую купюру в носок и рассказывает, что родом из пригорода Душанбе. В Москву они приехали на заработки всем кишлаком. Мужа в столице убили, на шее у нее осталось трое детей, надо кормить, поить, учить…

— Слушайте ее больше! Не ее это ребенок! — говорит грузная женщина, остановившаяся около нас. — Я тут постоянно хожу. Попрошайки меняются, а малыш все время один, они его как переходящий вымпел друг другу передают. Он для них не живая душа, а реквизит.

За документами на ребенка Гульбутта идет к подруге, что сидит у «Макдоналдса», и… пропадает.

Срабатывает сарафанное радио, нищие, получившие команду «полундра», покидают насиженные, хлебные места. Видим, как чумазый мальчишка в лохмотьях спешно запихивает в сумку нехитрый товар — букеты с васильками и спешит в сторону Смоленской площади, к «зоне влияния» таджикских цыган — люли.

«Страшная кара — отлучение»

А что же милиция, неужели не видит, что творится на подведомственной ей территории?

— С улиц города убираем попрошаек каждый день, — признается начальник отдела по делам несовершеннолетних ОВД «Арбат» Юлия Ларькина. — Удивительно, задерживаем девочку-цыганку, ее могут не искать целые сутки, стоит привезти в отделение мальчика — цыгане тут же за ним приходят целой толпой. Пока родители не предоставят на ребенка документы, мы его не отдаем. Однажды мы задержали кроху. Пришла мать, говорит: «Свидетельство о рождении сгорело вместе с домом». Мы отправили ребенка на 10 дней до выяснения личности в Центр временного пребывания в Канатчиково. Горе–мамаша за этот период успела съездить на Украину и привезти дубликат. Пришлось ребенка отдать.

— За вовлечение детей в попрошайничество существует уголовная ответственность?

— Да, статья 151 Уголовного кодекса, но она практически не работает. Очень трудно доказать, что ребенка заставили просить милостыню. Дети отказываются давать показания против своих родителей, тем более против своих могущественных покровителей. Нет для цыган страшнее кары, чем попасть под магэрдо — отлучение. На грудных детей эта статья и вовсе не распространяется.

— Наше законодательство бессильно перед «мадонной», просящей милостыню с младенцем на руках на сквозняках и солнцепеке?

— Юридически доказать вину попрошайки сложно. Задерживаем такую «маму», сначала привлекаем ее к административной ответственности, по статье 5 — 35 КоАП РФ. Суд направляет решение по месту ее жительства. И что толку? Все наши задержанные — приезжие из Таджикистана, из Оренбургской, Самарской, Ярославской областей. Найти их на родине, чтобы вручить протокол, комиссия не может. Штраф — от 100 до 500 рублей — никто из них не платит.

Если попрошайку уже несколько раз привлекали к административной ответственности, против нее можно возбудить уголовное дело по ст. 156 УК «Неисполнение обязанностей по воспитанию несовершеннолетнего». Особенно если ребенок находится в тяжелом состоянии, болен или истощен, как это часто бывает. Ребенка в таком случае у матери забираем и отправляем в приют.

Но, как показывает практика, трижды попрошайки с младенцем на руках не попадаются. Оказавшись в отделении милиции, тут же меняют место работы.

«Отправьте нас домой!»

Другая головная боль инспекторов по делам несовершеннолетних — это подростки, сбежавшие из дома и поселившиеся жить на Арбате. Они стоят с протянутой рукой, исключительно чтобы прокормиться.

На стол Юлия Ларькина выкладывает кипу увесистых папок с документами. За каждой из них судьба трудного подростка.

— Несовершеннолетнюю Наталью из Пскова, которая была больше известна на Арбате как Глюкоза, мы задерживали дважды. Ходила девушка неизменно в кожаной куртке с надписью «Глюкоза», была поклонницей Наташи Ионовой. Ее часто видели у стены Цоя. Мылась она в фонтане, у памятника Турандот, там же по утрам чистила зубы. Ночевала в сквере под деревом вместе с собакой. Чтобы прокормиться, сидела на Арбате с любимой псиной, собирала деньги на корм для животных.

Сирота, она лютой смертью ненавидела свою тетку–опекуншу. Считала, что та оформила на нее опеку, чтобы решить свой жилищный вопрос. Мы Наташу два раза отлавливали и отправляли домой. А недавно ей исполнилось 18 лет, она зашла к нам как к хорошим знакомым в гости, забрала у нас бутафорский меч и кольчугу, которые когда-то оставила нам на сохранение, благодарила за помощь.

А вот Коляда из Питера инспекторам по делам несовершеннолетних вряд ли нанесет визит.

— Эта девушка у нас была как бельмо на глазу, — продолжает рассказывать Юлия Владимировна. — Она не пропускала ни одного пикета, была судима за «хулиганку». Познакомились мы с ней, когда девчонка приковала себя наручниками в приемной МИДа. Власти Эстонии возбудили против русского ветерана войны уголовное дело. А Коляда со сторонниками решила таким образом выразить свой протест. Мы несколько раз передавали ее с рук на руки маме — инвалиду второй группы. Но девушка неизменно объявлялась на Арбате, сначала радела с плакатом в руках за «Яблоко», потом стала горячей поклонницей коммунистов.

Запомнился работникам ГУВД и Антон из Ижевска. Он сбежал из дома, примкнул на Арбате к гопникам. Ночевал вместе с бомжами в коллекторе, нюхал лак и клей. Дважды его из отделения милиции забирала мать и увозила домой. Когда Антон попал в ОВД «Арбат» в третий раз — мать отказалась за ним приезжать, пришлось отправлять его на комплексное обследование в больницу, а потом в приют.

А вот мама Олега из Свердловска, услышав, что ее сын задержан в Москве, разрыдалась от счастья. Мальчишка полгода как был объявлен в федеральный розыск.

Побывав в Перми, Воронеже, Рязани, он осел на Арбате. Повязали парня, когда он стоял и попрошайничал. Сначала инспекторы приняли его за девушку: он был одет в черное пальто, на голове — черная бандана, глаза густо подведены черной краской. За время скитаний Олег стал убежденным растаманом, приверженцем ямайской религии, разновидности эфиопского христианства. Он не спился, не опустился, ночевал частенько на «вписках» — у московских друзей–единомышленников.

Не так радужно могла сложиться судьба Кати из Великих Лук. Четырнадцатилетнюю девчонку инспекторы чудом отбили от бомжей. Сбежавшая из дома Катя так напилась, что не осознавала, что происходит. Бомжи волокли ее к лежбищу, как тряпичную куклу, и наверняка бы изнасиловали, не попадись она на глаза Юлии Ларькиной.

Несовершеннолетнюю Настю из Томской области, чьи волосы были выкрашены зеленкой, милиционеры подобрали на газоне. Девчонку так накачали пивом толкинисты, что в больнице ей пришлось делать промывание желудка.

…Лида из Белоруссии с тетрадкой, полной наивных стихов о любви. Гена из Рязанского психоневрологического интерната, что второй раз приезжает бить стекла в МИДе. Мальчик–дебил из глухой деревни в Тульской области, который прибился к местным художникам. Тамара из Брянска, путешествующая с двумя овчарками… Им от 9 до 17 лет. Они сбежали кто из родного дома, кто из казенных домов, чтобы создать собственную семью — из своих сверстников. Им комфортно на Арбате, куда стекаются бродяги со всей страны, куда совершают хадж рок-н-ролльщики, где собираются барды, иллюзионисты, сатанисты, гопники… Одни на Арбате играют, другие гуляют, а они живут. Вернее, выживают.

— В Центре временного содержания для несовершеннолетних, что на Алтуфьевском шоссе, наших подростков сразу примечают, говорят: «Ну, эти точно с ОВД «Арбат», — рассказывает Юлия Владимировна. — Они у нас все очень яркие: кто с пирсингом, кто с косичками, кто с цветным гребешком-ирокезом.

Добавил работы милиционерам прошедший недавно фестиваль «Нашествие». Подростки со всей страны, побывав в Тверской области, сделали многодневную остановку на Арбате.

Несколько дней назад в отделение милиции пришли трое ребят, сбежавших из Казанского детского дома. Заначку, отложенную на «Нашествие», они потратили, вот и обратились с просьбой к работникам ГУВД: «Отправьте нас домой!» Взрослой жизни им хватило сполна.

Альтернативный аск

Идем по Старому Арбату, который называют русским Монмартром. От ювелирных магазинов, ломбардов и сувенирных лавок рябит в глазах. Улица затягивает. Воздух вокруг сгущается, становится плотным. Подсчитано, что за час по брусчатке проходит более 500 тысяч человек.

Корейцы примеряют на развале буденовки и шапки–ушанки. Мужчина с украинским акцентом торгуется с продавцом за красный флаг, на котором выведено: «Хай жiве коммунистична партiя!»

Около художников вертится щуплый мальчишка в мешковатом кожаном жилете с чужого плеча.

— Остановите время! Закажите свой портрет! — подскакивает к нам пацан.

Видя, что мы не реагируем, сыплет фразами на английском языке, потом на немецком… Знакомимся с полиглотом. Владимир работает на подхвате у художников Ильи, Степы и Глеба. Говорит, что стукнуло 17, но явно врет, на вид ему не дашь и 15. В обязанности Вовки входит ловить клиентов. Чтобы выпендриться, он вызубрил завлекалочки на семи языках, включая китайский.

— До 7-го класса учился в языковой школе в Твери, — хвалится подросток. — А потом крышу снесло. Родители разошлись, у каждого появилась своя семья. Я оказался никому не нужен.

Вовка отучился год в колледже, а на лето перебрался в Москву, на Арбат. Художники в складчину снимают хазу — комнату в коммуналке, где нашлось место и для подростка.

На тротуаре, напротив стены Цоя, расположилась веселая компания «киноманов» — фанаты группы «Кино». Тут же тусуются рокабиллы, слушающие музыку в стиле Элвиса Пресли.

По кругу идут батон белого хлеба и банка с майонезом. Подкидываем собравшимся батон колбасы и располагаемся рядом.

В тусовке говорят на особом наречии, где проскальзывают исковерканные английские слова, мат и уголовный жаргон. Рядом с нами сидит вихрастый подросток Андрей. На нем необычный галстук, сделанный из сотен булавок. Он приехал из Пермской области, на Арбате тусуется второй месяц. Оба родителя у Андрея в колонии, старший брат отпустил его в гости к другу, к которому подросток пока не доехал.

После ужина музыканты расчехляют гитары. Начинается джем-сейшн — совместный концерт малознакомых музыкантов. Пока они рвут глотку и струны, Андрей сторожит их рюкзаки. Ему в обязанности вменяется гнать в шею любителей альтернативного аска — то есть халявщиков, которые проходятся со своей шляпой и собирают гонорар, предназначенный музыкантам.

Андрей признается, что частенько стоит на брусчатке по паре часов с протянутой рукой. Соберет братве на нехитрый перекус, и довольно. К тому же по вечерам можно вписаться в одну из многочисленных дринч-команд — компанию, которая пьет за счет спонсора. Часто благодетелями выступают высокооплачиваемые программисты-меломаны или брокеры.

— До сентября потусуюсь и домой, в ПТУ, — говорит Андрей.

До осени собирается ошиваться на Арбате и четырнадцатилетний сирота Сашок из Владимирской области. «Потом сдамся в приют», — вздыхает пацан.

Подростки активно обсуждают слухи о том, что при реконструкции улицы собираются делать тротуар с подогревом. В кайф будет сидеть на брусчатке и осенью, и зимой.

Сейчас, по признанию ребят, найти «экологическую нычку» очень трудно, ночевать им приходится в коллекторе, который проходит под всем Арбатом.

Мы не дожидаемся, когда концерт закончится всеобщим братанием. Идем дальше.

У Театра Вахтангова дядька в мятом пиджаке божественно играет на саксофоне «Рио-Риту», рядом факир показывает фокусы. У памятника Окуджаве дают представление мимы. У пивного ресторана собрались байкеры. В узких проулках тусуются поклонники готики, рэперы, панки, толкинисты…

Тут же стоят попрошайки, снимая с нас «налог» за благополучие. По выработанной привычке ни один из них не смотрит в глаза подающих, а только на их руки.

АНЕКДОТ

Вопрос армянскому радио: «Кто самые вежливые на земле люди?»
Ответ: «Нищие. Они всегда снимут перед вами шляпу».