2 августа 2007 года в гигантскую полынью, пробитую во льду возле Северного полюса, погрузились два восьмиметровых глубоководных аппарата из России, «Мир-1» и «Мир-2». Крупнейшее в истории летнее таяние арктических льдов было тогда в самом разгаре (начиная с 1953 года масса арктических льдов уменьшается почти на 10% за десятилетие), и все равно для прорубания полыньи пришлось привлечь атомный ледокол 'Россия': толщина ледяной корки составляла полтора метра. Затем обе субмарины совершили погружение на глубину почти пяти километров и достигли океанского дна.
У штурвала „Мира-1“ — Анатолий Сагалевич, заведующий лабораторией глубоководных обитаемых аппаратов Института океанологии имени П. П. Ширшова при Российской академии наук. Формально обе подлодки принадлежат академии, однако фактически Сагалевич им как родной отец. Сидя в своем кабинете в Москве, он рассказал мне, как смотрел из кабины наверх, на отверстие во льду, как оно становилось все меньше и меньше, пока, наконец, не исчезло.
Экспедиция провела под водой около восьми с половиной часов, из них полтора часа — на дне. С помощью специальных манипуляторов, установленных на глубоководном аппарате (Сагалевич очень просит не называть его подводной лодкой, потому что он не военный), с илистого дна были взяты геологические пробы, а также установлен титановый флаг России. Давление на глубине так велико, что человек, рискни он высунуться наружу, сплющился бы до размеров мыши. Сагалевич показал мне кружку из пенополистирола, которую он два года назад выставил на дно возле побережья Франции, где их экспедиция обследовала место крушения немецкого линкора „Бисмарк“. Кружка была величиной с наперсток.
Завершив свою миссию, оба аппарата всплыли на поверхность. Труднее всего было отыскать полынью, которая успела не только снова зарасти льдом на две трети, но и сместиться почти на два километра в сторону от своего первоначального местонахождения. Арктические ледяные массивы находятся в непрерывном движении, скорость которого доходит до одиннадцати километров в день и выше. Сагалевичу пришлось принимать во внимание не только скорость движения льда, но и фактор подводных течений, отклонявших всплывающие глубоководные аппараты от курса.
Сагалевич не был единственной знаменитостью в составе экспедиции. На борту „Мира-1“ находился Артур Чилингаров, знаменитый полярный исследователь и по совместительству вице-спикер Думы (российского парламента, выполняющего в значительной степени декоративные функции). Там же находился и олигарх Владимир Груздев, стоимость имущества которого, по некоторым оценкам, достигает восьмисот двадцати миллионов долларов. Груздев — тоже депутат Думы, однако бесплатно его на борт не пустили. По сообщениям прессы, за деньги в экспедиции участвовали также: шведский предприниматель Фредерик Паульсен (Frederik Paulsen), шейх из ОАЭ Ибрагим Шараф (он носил традиционный арабский халат под костюмом полярного исследователя), а также австралийский путешественник Майк Макдауэлл ( Mike McDowell), по некоторым данным, заплативший за участие в экспедиции три миллиона долларов. Оба глубоководных аппарата были оклеены логотипами восьми фирм-спонсоров. Другими словами, Кремль стоит за всеми аспектами экспедиции, кроме одного: коммерческого.
Экспедицию полярных исследователей — арктонавтов, если можно так выразиться, — в Москве ждала такая встреча, какую не устраивали, пожалуй, со времен первого космонавта Юрия Гагарина. Но за границей их встретили куда более прохладно — в особенности в странах, имеющих выход к Северному Ледовитому океану (то есть в США, Канаде, Норвегии и Дании — стране, управляющей территорией острова Гренландия).
„Мы же не в XV веке!“ — заявил министр иностранных дел Канады Питер Маккей (Peter MacKay). „Нельзя же просто так брать и ставить везде свои флаги“. Путин постарался смягчить международную напряженность с обычной для него легкостью: „Не волнуйтесь, все будет хорошо. Меня удивила несколько нервозная реакция наших канадских коллег. Американцы когда-то установили свой флаг на Луне. Ну и что? Луна же не стала владением Соединенных Штатов“. Юрисконсульт госдепартамента США Джон Беллингер III (John B. Bellinger III) объяснил мне: „Мы знали, что русские направляются к Северному полюсу, но не знали, что они собираются устанавливать там флаг. Это была провокация, они захватили нас врасплох“.
Может быть, всеобщее возмущение действительно несколько надуманно. Так, Фредерик Кук (Frederick Cook) еще в 1908 году установил американский флаг там, где, как он полагал, находится Северный полюс, а годом позже Роберт Пири (Robert Peary) сделал то же самое на Южном полюсе. Сам Чилингаров в прошлом году сфотографировался на Южном полюсе с группой американских ученых; в руках они держали флаги обеих стран.
Но Чилингаров не отказался от возможности подлить масла в огонь националистических настроений. Выступая в Москве перед группой сторонников, он сказал: „Мне плевать, что все эти иностранные политики… говорят об этом. Если кому-то это не нравится, пусть сами попробуют спуститься на дно и что-нибудь там оставить. Россия должна победить. У нас есть то, что нужно для победы. Арктика всегда принадлежала России“.
„Вполне естественно, что наша экспедиция всколыхнула патриотические настроения, и естественно, что мы установили там наш флаг, да и американцы поступили бы точно так же“ — объяснил мне Чилингаров. „Не понимаю, зачем вся эта шумиха в международном сообществе. Если кто-то тоже хочет установить там свой флаг, пожалуйста. Места достаточно“.
А вот что сказал мне Сагалевич: „Теперь все знают, что чисто российская экспедиция — при поддержке российских вертолетов, глубоководных аппаратов, исследовательских судов, ледокола — способна спуститься на дно Северного Ледовитого океана. Мы знаем, как это делается; мы можем снова сделать это“.
„Финт царствующего режима“, „театральный жест“, „кремлевская бравада, направленная на стимуляцию национальной гордости“ — все эти заголовки, которыми запестрила западная пресса, ясно говорят о том, что русский медведь вновь поднял голову.
Как и многие другие события, происходящие в наши дни на мировой арене, за экспедицией (и за вызванным ею дипломатическим скандалом) на самом деле кроется одно: нефть. По многим оценкам, на дне Северного Ледовитого океана находится до 25 процентов мировых запасов углеводородного топлива. Ледяные шапки тают со скоростью почти сто тысяч квадратных километров в год, образующиеся полыньи заполняет вода, и добраться до подводных запасов с каждым днем становится все проще. Тем временем мировые запасы нефти сокращаются, цены взлетают на невиданный уровень, что делает разработку нефтяных месторождений все более и более выгодным делом.
Все это выливается в повышенный, не слыханный со времен „холодной войны“ интерес к Арктике, последнему крупному земельному участку планеты, не находящемуся ни в чьей юрисдикции. Начинается новая „большая игра“ — или сюда лучше подойдет название „холодная лихорадка“?
Нормы добычи
Согласно одному малоизвестному параграфу Конвенции ООН 1982 года по морскому праву (есть у него и обидное прозвище LOST [образованное от аббревиатуры со значением „Договор морского права“ — прим. пер.] ), государство, сумевшее доказать, что его континентальный шельф простирается за границу автоматически принадлежащей ему полосы прибрежных вод шириной в двести морских миль, обладает суверенными правами на всю нефть, весь газ и все минеральные ресурсы данного шельфа. Претензии России на шельф Северного Ледовитого океана распространяются на подводную формацию, известную под названием „хребет Ломоносова“. Хребет тянется на 2300 километров от Сибири через Северный полюс и почти достигает острова Элсмир (самый северный из приполярных островов, принадлежащих Канаде) и Гренландии; Россия объявила его продолжением своего континентального шельфа. Собственно, русские претендуют лишь на половину хребта Ломоносова — только до полюса. От этого все и нервничают: ведь большая часть Европы зависит от поставок газа из России, а вентиль уже один раз перекрывался (для Украины), и имели место угрозы перекрыть его вторично (в этот раз — для Беларуси). Если Россия займется разработкой нефтегазовых ресурсов Арктики, она вернет себе статус сверхдержавы, а также сможет стать ведущим мировым поставщиком энергоресурсов. Тогда нам придется иметь дело с Пятой Российской Империей, которую возглавит Путин — человек, все более и более ведущий себя как самодержавный правитель (недавно он обошел конституционный запрет на занятие президентского поста в третий раз подряд, объявив себя премьер-министром).
США не подписывали Конвенцию ООН по морскому праву. Ратификация конвенции давно блокируется группой консервативно настроенных сенаторов, в настоящее время возглавляемой Джеймсом Инхоуфом (James Inhofe; штат Оклахома). Сенаторы напрочь отказываются уступать ООН даже малейшую долю суверенитета США, а формулировку „общее наследие человечества“ явно считают чрезмерно попахивающей марксизмом. В результате США, в отличие от двадцати одного государства, не имеют представительства в комиссии по границам континентального шельфа, которой и предстоит разобрать претензии России. Для того, чтобы хотя бы поучаствовать в решении судеб Арктики, США придется выполнить весьма нетривиальный маневр.
Россия — не единственная страна, чьи претензии на Арктику вызывают в американцах нервную реакцию. Прошлым летом вода в Северо-западном проходе, контролируемом Канадой, почти полностью оттаяла, и в течение нескольких недель проход был полностью судоходным — впервые за все время ведения исследований. Этот сказочный путь на Восток, не покоренный ни Генри Гудзоном, ни сэром Фрэнсисом Дрейком, ни Мартином Фробишером, и лишь в 1905 году покорившийся норвежцу Роальду Амундсену, мог бы полностью перевернуть ситуацию в мировой торговле, сократив торговые пути на несколько тысяч километров, — правда, появление коммерческого смысла в таком сокращении ожидается лишь через пятнадцать-двадцать лет, когда период навигации станет достаточно длительным. Канада еще в начале семидесятых объявила Северо-западный проход частью своих внутренних вод, но США считают его международной зоной, открытой для „транзитного следования“ всеми судами, включая подводные лодки, занимающиеся сбором разведданных.
Как бы то ни было, у России больше оснований претендовать на Арктику, чем у кого бы то ни было: с точки зрения географии, истории, демографии, гидрографии (из крупнейших рек, питающих Северный Ледовитый океан, шесть протекают на территории России и лишь по одной-двум — в других странах) претензии вполне оправданы. Теперь к этим доводам Россия желает привлечь геоморфологию и геологию. Двадцать процентов территории России лежат севернее Полярного круга, там проживает около двух миллионов человек. Если провести по поверхности Земли восемнадцать равноудаленных друг от друга меридиональных линий, то восемь из них пройдут по территории России, четыре — по территории Канады, две — в Дании и лишь по одной — в Норвегии, Швеции и США. Из всей территории Соединенных Штатов за Полярным кругом лежит лишь небольшая часть штата Аляска, на побережье моря Бофорта.
Облегчение доступа к ресурсам Арктики серьезно затруднит борьбу с глобальным потеплением. Как это ни странно, выбросы газов от сжигания углеводородов делает добычу углеводородов более легким делом. Проведем параллель с финансовым благосостоянием отдельно взятого человека: находясь на грани банкротства, он внезапно наследует целое состояние от какого-то родственника, с которым он даже не был знаком. Происходит очередной виток порочной спирали: потепление климата в приполярных областях идет вдвое быстрее, чем в остальных частях планеты, а таяние отражающего солнечные лучи снега и льда приводит к еще более интенсивному поглощению тепла темнеющей поверхностью. Глобальное потепление уже ставит под угрозу фауну и аборигенов Арктики (численностью около миллиона человек), а новообретенное богатство, возможно, нанесет им решающий удар.
Линия партии
Московский отель „Шератон-Палас“ битком набит деловыми людьми из Америки. Люди сидят в баре и приглушенными голосами обсуждают сделки на миллионы долларов. Не удивительно, ведь скоро эта страна станет золотым дном. Вот что сказал мне бизнесмен, занимающийся строительством химзавода для очистки идущего на солнечные батареи кремния в Сибири, непосредственно возле места его добычи: „Добывать нефть в Арктике — дорогое удовольствие, так что без партнеров русским не обойтись“.
Гигантская полугосударственная корпорация „Газпром“ уже сотрудничает с французской Total и норвежской Statoil, совместно разрабатывая Штокмановское месторождение, расположенное как раз возле российско-норвежской границы. У России нет для этого ни сложных технологий, ни денег (разработка месторождения, по разным оценкам, обойдется в сумму от двадцати до тридцати миллиардов долларов). Зато все это есть у зарубежных партнеров.
Я поймал такси и поехал в Российский институт географии, находящийся в одном из переулков старой Москвы. В этом здании еще во времена Ивана Грозного располагалась богадельня, а нынешний убогий декор его сильно отдает Советским Союзом времен 1960-х годов. Гляциолог Николай Осокин, занимающийся изучением арктических льдов уже сорок пять лет и пользующийся большим авторитетом в области природных запасов углеводородного сырья, показал мне ту черту, которую Сталин провел на карте Северного Ледовитого океана еще в 1926 году, обозначив границу „полярных владений СССР“. Линия эта до сих пор фигурирует во всех российских атласах; по словам Осокина, ни одна страна ни разу ее не оспорила. Год назад Канада сделала аналогичный шаг, соединив прямыми линиями Северный полюс с крайней западной и крайней восточной точкой своего северного побережья. Осокин поясняет: „Все арктические страны говорят о существовании их „собственных“ секторов Арктики, но только в последние десять лет начались разговоры о несправедливости существующего разделения“. В 1959 году семь государств, претендовавших на территорию Антарктиды, разделили ее между собой, договорившись не использовать в военных целях и не начинать добычу полезных ископаемых до 2048 года (первой о своих претензиях заявила Великобритания еще в первой половине XX века, ссылаясь на наличие владений на спорных Фолклендских островах, а также на исследовательскую деятельность, начатую в этих краях капитаном Джоном Стронгом (John Strong) еще в 1690 году).
Многие полагают, что было бы идеально выработать аналогичное решение и для Арктики. В этом случае следующие через Северный Ледовитый океан суда платили бы пошлину международной организации, а доходы можно было бы направлять на помощь аборигенному населению и на охрану природы, исчезающей в этом регионе с пугающей быстротой.
Осокин показал мне карту дна Северного Ледовитого океана и сказал: „Российский шельф простирается на гораздо большее расстояние, чем двести морских миль, и это не мы такие жадные, просто такова геологическая реальность. Та часть шельфа, право на которую признается за Россией уже сейчас, доходит примерно до половины расстояния до полюса, однако благодаря существованию хребтов Ломоносова и Менделеева, а также котловин Подводников и Макарова (все это — названия разных черт рельефа океанского дна) наша территория должна доходить до самого полюса, и еще по линиям до Мурманска и до восточного побережья Чукотки, то есть как раз в соответствии с линией, прочерченной Сталиным “.
Если учитывать двухсотмильную прибрежную полосу самых северных островов и архипелагов, принадлежащих России, то почти все, на что она собирается претендовать, уже принадлежит ей по праву.
„А откуда вы знаете, что там много нефти?“ — спрашиваю я.
„Изучение сейсмопрофилей показало, что на дне Северного Ледовитого океана находится большое количество нефтеносных образований, аналогичных тем, что сформировались в Западной Сибири тридцать восемь миллионов лет назад, когда Северный Ледовитый океан еще только начинал формироваться“, — отвечает Осокин. Следующее его заявление производит эффект разорвавшейся бомбы:
„Но скоро нефть перестанет представлять интерес, ведь глобальное потепление почти закончилось, и скоро арктические льды снова замерзнут“.
Ничего себе! А как же все данные, собранные западными специалистами? А как же те 10% объема, которые полярная шапка теряет каждое десятилетие за последние полвека? А как же тот факт, что лед полностью сошел с территории, равной Калифорнии и Техасу вместе взятым? А как же то, что уже к 2040 году в Арктике, возможно, летом вообще не будет льда?
„Нет никаких доказательств, что глобальное потепление будет продолжаться“ — утверждает Осокин. „Вообще-то многие наши метеостанции в Восточной Сибири регистрируют похолодание начиная с 1995 года. Голоценовый межледниковый период длится уже одиннадцать тысяч лет, то есть даже дольше, чем предыдущий. Ему давно пора закончиться“.
Пообщавшись с полудесятком ученых в Москве, я убедился, что такова нынче генеральная линия партии. Оказывается, на дворе холодает, а выбросами углекислого газа в атмосферу можно пренебречь.
Верно, что арктическая ледяная шапка становится то больше, то меньше не только со сменой времен года, но и в зависимости от большого количества разных природных циклов. Журнал Newsweek даже назвал арктический лед „известным мастером менять форму“. Так, на южной оконечности Гренландии, ныне сплошь покрытой льдом, 450 тысяч лет назад шумела тайга, росли ель, сосна, ольха и тис. В период с шестого по третье тысячелетие до нашей эры на крайнем севере шведского архипелага Шпицберген [так в тексте! — прим. пер.] росли такие тундровые растения, как ива, береза, роза, вереск, но теперь и там только ледяные пустоши. Еще в 1930-ых годах в Арктике было теплее, чем сейчас, а Северный морской путь (от Мурманска до Берингова моря) был открыт для навигации. Более того, недавно в журнале Nature появилась публикация, согласно которой рекордные темпы таяния арктических льдов объясняются не только антропогенным изменением климата, но и циркуляцией солнечной энергии в атмосфере (об этом мне рассказал Осокин).
Роберт Корелл (Robert Corell), климатолог из исследовательского центра Heinz в Вашингтоне и глава комиссии по оценке эффекта от изменения климата Арктики, утверждает, что в последние десять тысяч лет климат Земли был исключительно стабильным, а температура колебалась в пределах, оптимальных для успешного развития человечества. Теперь, однако, „золотые времена“ уходят. Резкий рост среднегодовой температуры, начавшийся в 1970 году, можно объяснить лишь одним фактором: нашим собственным присутствием. Семьсот тридцать семь ученых и экспертов, собравшихся на межправительственной конференции по изменению климата, утверждают, что изменения начались еще около 1750 года, когда началась индустриализация (а также рост населения Земли). Вероятность того, что процесс потепления является естественным, не превышает десяти процентов.
Международный полярный год в самом разгаре, в Арктике находятся не менее двухсот научных экспедиций, отправленных из шестидесяти стран. Каждую неделю появляются сообщения о гибели очередного компонента экосистемы. Отчего же русские думают, что на дворе холодает? Майкл Маккракен (Michael MacCracken), климатолог и эксперт по стратегическим вопросам в области климата из Вашингтона, полагает, что российская наука, во-первых, основывается на палеоклиматической реконструкции, а во-вторых, имеет иерархическую организацию, другими словами, каждый эксперт придерживается той же точки зрения, что и человек, возглавляющий институт, где он работает, тем более, что главный климатолог страны Юрий Израэль уверен, что климат становится холоднее, а фактор выброса углекислоты не надо принимать во внимание. Между тем, западная система интенсивно работает с моделированием текущих процессов и носит конкурентный характер: ученые постоянно оспаривают утверждения друг друга. Корелл даже уличил российскую климатологию в плясании под дудку консервативных политиков: они, дескать, „не хотят бороться с потеплением, чтобы Северный морской путь снова оттаял и Россия снова стала великой морской державой“.
Но стоит выйти за стены академических зданий и обратиться к аборигенам российского Севера, как тут же начинают выясняться совершенно другие вещи.
Духи нижнего мира
Я сел на самолет и прилетел в Якутск, преодолев шесть часовых поясов, — столь велико расстояние, отделяющее столицу Якутии (точнее, автономной республики Саха) от Москвы. Якутия — регион размером с Индию, только живет там не миллиард человек, а всего лишь миллион. Вечная мерзлота покрывает до 25 процентов всей территории и достигает глубины почти трех километров — наивысшей в мире (долина реки Вилюй). Пресловутый хребет Ломоносова тянется от Новосибирских островов (море Лаптевых, к северу от Якутии) до самого Северного полюса. В Верхоянске, древнейшем поселении белых людей в Арктике, зафиксирована также самая низкая температура в Северном полушарии: минус 67,8 градусов. В моих планах — посетить Верхоянск и посмотреть на бивни мамонтов, оказывающихся в результате таяния вечной мерзлоты все ближе к поверхности, что в последнее время вызывает немалое оживление на рынке костяных изделий. Шерстистый мамонт, родственник современных хоботных, вымер десять тысяч лет назад во время последнего глобального потепления. Бивни мамонтов, почти круглые в разрезе (в отличие от слоновьих, имеющих более продолговатую форму), являются источником материала, аналогичного слоновой кости, все чаще и чаще всплывающего на рынках Гонконга и Китая.
Также в моих планах посещение якутов-скотоводов, чей традиционный жизненный уклад глобальная оттепель поставила под угрозу. У них есть довольно сильные шаманы, как и у других местных оленеводческих народов — юкагиров, эвенов и эвенков, — хоть их и осталось совсем немного. Говорят, что некоторые шаманы способны барабанным боем ввести себя в транс, превратиться в крылатого оленя и взлететь над тундрой, чтобы увидеть добычу.
Шаманов преследовали еще со времен царизма: православные священники считали их служителями сатаны, а советская власть — врагами народа. Нередко шаманов вышвыривали с вертолетов, приговаривая: „Хочешь полетать? Пожалуйста!“. Основной религией в Якутии является анимизм. Три четверти местного населения живут в естественных условиях, в гармонии с животным и растительным миром, и поэтому остро ощущают изменения, происходящие вокруг них в связи с потеплением.
Чтобы увидеть, что происходит с тундрой, не надо быть шаманом: все прекрасно видно из иллюминатора. Тундра пестрит углублениями круглой формы; некоторые из них заполнены талой водой, из других вода ушла. Эти „термокарстовые озера“, как их называют, пузырятся от содержащегося в воде метана, ранее прочно скованного льдом. Метан способен вызывать такой же „парниковый эффект“, как и углекислота, только в двадцать раз сильнее. Всего в вечной мерзлоте Сибири скрывается пятьсот гигатонн углерода; для сравнения, ежегодный выброс составляет только пять с половиной гигатонн.
По словам Корелла, никто не может точно сказать, с какой скоростью происходит высвобождение метана из тающего льда, так ученые до сих пор не располагают нужными средствами измерения. Однако если эта часовая бомба взорвется и весь метан попадет в атмосферу, планета превратится в кипящий котел.
Впрочем, лишь десять процентов территории Якутии занимает тундра, являющаяся потенциальным источником метана. Большая часть региона приходится на тайгу — лиственничные леса, которые связывают атмосферный углерод, так что можно сказать, что тундра и тайга в большей или меньшей степени уравновешивают действие друг друга. С повышением среднегодовой температуры тайга разрастается в северном направлении, а площади, занятые тундрой, сокращаются, прижимаясь к берегу моря Лаптевых, из-за чего стаи мигрирующих журавлей вынуждены менять традиционные места летнего гнездования. Все больше становится так называемых „пьяных лесов“, где стволы деревьев наклонены под самыми разнообразными и причудливыми углами, так как корни уже не держатся в хлюпающей, раскисшей почве.
Тридцать процентов доходов, поступающих в экономику Якутии, приходится на добычу алмазов. Вся республика по сути является личным ленным владением компании АЛРОСА, второго в мире производителя алмазов (после De Beers). В прошлом году Путин приказал национализировать эту компанию. Кстати, нынешний президент Якутии некогда был ее президентом. Почти все горные работы ведутся возле города Мирный; там расположены богатейшие залежи алмазоносного кимберлита, и там же прорыто самое большое в мире отверстие в земле. Якутск производит впечатление открытого и очень богатого приграничного города. Некий путешественник в своем блоге написал, что одна из местных гостиниц предлагает „бронированные комнаты“ и что питаться в местных ресторанах опасно из-за вездесущей „алмазной мафии“.
В городе проживает почти четверть миллиона человек; вскоре он собирается праздновать свое 370-летие. Большая часть построек в городе — четырехэтажные многоквартирные бараки, хотя тут и там можно видеть красиво украшенные резьбой бревенчатые избы. Часть домов опасно кренится: сказываются зимние холода, когда под зданием намерзает лед. Но все новые здания строятся на сваях, вбитых на глубину пятнадцати метров, так что они точно не упадут. Автомобильные и железные дороги Якутии ужасно страдают от деформации материала при перепадах температуры; никто не сомневается, что в условиях потепления перепады стали еще сильнее. Если треснет 4500-километровый нефтепровод, соединяющий Западную Сибирь с тихоокеанским побережьем, случится экологическая катастрофа. Добыча золота, урана, алмазов и едва ли не всех остальных элементов от алюминия до цинка уже привела к накоплению большого количества радиоактивных и токсичных отходов.
Я побывал в научно-исследовательском институте, занимающемся проблемами вечной мерзлоты (он в мире всего один). Сопровождающий по имени Павел сразу отвел меня в котлован с неотделанными стенами и потолком, покрытым блестящими шестиугольными кристаллами льда. Павел показал мне границу активного участка (того, который ежегодно оттаивает и снова замерзает); она находится на глубине 165 сантиметров, как раз посередине стены котлована. Ниже этой линии вся почва на глубину 300 метров постоянно находится в замороженном состоянии. По словам Павла, за последние десять-двадцать лет активный слой не стал ни толще, ни тоньше. В институте хранится пластмассовая статуя Димы, мамонтенка, погибшего тридцать девять тысяч лет назад и обнаруженного в почти неизменившемся состоянии в конце 1970-х. Кстати, недавно на полуострове Ямал (к западу от Якутии) нашли даже еще лучше сохранившиеся останки мамонтенка; возможно, в них до сих пор содержится ДНК, и если это так, то можно будет клонировать мамонта, в качестве матери взяв самку современного слона.
Эвены и эвенки (племена, ведущие сходный образ жизни, но говорящие на разных языках) долгие столетия жили, опираясь на северных оленей, которых в приполярных частях Нового Света называют „карибу“. Именно олени дают северным кочевникам средство передвижения, еду, стройматериал и одежду. В Сибири до сих пор живут несколько тысяч кочевых оленеводов, постоянно перемещающихся по самой большой из оставшихся на Земле территорий, где люди сохранили традиционный образ жизни. Весной и осенью происходят массовые падежи диких и одомашненных оленей. Активисты из числа местных эвенов и эвенков рассказали мне, что олени питаются главным образом лишайником, а с переменой климата по утрам все чаще случается изморозь, лишайник покрывается толстым слоем льда, который олени не могут разбить копытами, что и приводит к голоданию и смерти.
Глава совета юкагирских старейшин Вячеслав Шадрин рассказал мне, что на его родине, в долине Верхней Колымы (в 1300 километров к северу от Якутска), в ноябре и декабре шел дождь (хотя обычная для этого сезона температура составляет минус 40 градусов). Юкагиры — это одно из древнейших племен Сибири; по данным последней переписи, их осталось всего 1509 человек, и лишь 23 из них свободно говорят по-юкагирски. Юкагирская культура находится на грани вымирания и, если никто ничего не предпримет, вскорости исчезнет.
Верхнеколымские юкагиры — народ охотников и рыболовов; основным источником их дохода является ловля соболей. „Как правило, один охотник за сезон может добыть двадцать — двадцать пять шкурок, из них половину — в середине октября, когда соболя откочевывают на зимние угодья“, — рассказывает Шадрин. „К этому времени слой снега уже достаточно толст, и охотники могут пользоваться аэросанями. Но теперь сезон начинается только в середине ноября, потому что аэросани проваливаются под хрупкий лед; в результате мы теряем важнейший месяц в сезоне и вместе с ним — половину своего дохода“.
Шадрин продолжает рассказ: „Год от года оленьи пастбища сокращаются; с юга наступает тайга. Лишайники уходят, на их месте вырастает трава, березы, кусты вроде, например, ивы. Олени перестают приходить на водопой, где их проще всего убивать. Мы теперь не знаем, куда направятся олени, теряем время, не можем добывать так много, как раньше. И волков куда больше стало. Причем раньше были только тундровые волки, а теперь у нас водятся и таежные, а они сбиваются в большие стаи и сильно беспокоят оленеводов. Потому-то и пропадают олени, что дикие, что домашние. Еще стало меньше гусей и морских уток. Раньше мы поджидали их по ночам, в начале июня, а теперь вообще неизвестно, когда их ждать. Последние пару лет было очень мало водной дичи; видно, теперь они гнездятся где-то в другом месте, на другой речке. Раньше много ловили песцов, но лет десять-пятнадцать назад они все куда-то пропали. Никто не знает почему. А наводнения с каждой весной становятся все хуже, все опаснее. Вода затапливает целые деревни, размывает почву — а мы ведь селимся по берегам рек. Зато высыхают озера, в которых лучше всего ловилась рыба“.
Я догадываюсь, что речь идет о термокарстовых озерах: они высыхают из-за растрескивания мерзлоты под ними.
„В Черский (поселок в устье Колымы) приходят белые медведи. Обычно в конце лета, когда лед тает, медведицы приходят на материк щениться, а потом вместе с медвежатами уплывают и всю зиму охотятся на тюленей. Но если раньше до сплошного льда было недалеко, то теперь медведи не только не могут доплыть дотуда, но даже не видят, где он, и остаются на материке, ищут себе пропитание возле людского жилья “.
По некоторым оценкам, до половины всех белых медведей мира живут в России.
„Что думают старейшины обо всем этом?“ — спрашиваю я. Шадрин отвечает:
„Говорят, что природа нас обманывает. Говорят, что она не уважает нас, так как мы делаем много неправильного, добываем слишком много зверя, вырубаем слишком много леса, растительность уничтожаем, реки и озера загаживаем. Люди забыли, что природа — их дом. Не чтят традиции, вот природа им и платит той же монетой. Вон мерзлота тает, клыки мамонтов выходят наружу, люди их и собирают. А у нас всегда говорили, что мамонты — это духи нижнего мира, нельзя их трогать! Старейшины говорят: зря разбудили духов. Так что наш ответ таков: не бери от природы больше, чем тебе надо. А ведь все сейчас на том и построено, чтобы брать как можно больше“.
Чрезмерно теплый прием
Я сажусь в старый самолет марки Ан-24 — нешуточный образчик продукции советского машиностроения! — и лечу на север, в Верхоянск. Во всем самолете я — единственный представитель белой расы. Подо мной — река Лена, десятая в мире по длине русла и самая большая из всех, о которых вы никогда не слыхали [шутка, рассчитанная на западного читателя — прим. пер.] . Через два месяца, кстати, она покроется слоем льда в четыре с половиной метра толщиной и превратится в шоссе, по которому будут ездить фуры и джипы. Мы летим над заснеженным Верхоянским хребтом и приземляемся в неприметном поселке Багатай, полностью состоящим из трехэтажных бараков времен 1930-ых годов. Идет дождь, небо сплошь закрыто тучами. Мне предстоят пять дней жизни в черно-белом кино. Вместе с водителем по имени Сергей мы едем по дороге, прорубленной заключенными ГУЛага через сплошные заросли лиственницы. Здесь было самое сердце ГУЛага: здесь даже не строили лагерных стен, но бежать было невозможно — некуда.
В последние годы этот край подвергается серьезному подтоплению. Самый страшный потоп на памяти местных жителей случился в 2004 году. Мы подъезжаем к старому, потрепанному мосту, где мне приходится пересесть в другую машину.
Верхоянск стоит на берегу реки Яны, впадающей в море Лаптевых; его основали казаки, отправленные царем Михаилом на завоевание края, еще в 1638 году, так что он старше, чем Санкт-Петербург. Теперь это крошечный уютный городок, где проживает 1800 человек. Здесь останавливались многие путешественники прошлого, в их числе — Витус Беринг, бывший здесь в начале XVIII века. Мэр города Петр Габышев рассказывает:
„Заключенные немало сделали для города, например, завезли сюда картошку и огурцы. Один сделал первое этнографическое описание культуры якутов, с которым теперь сверяются сами якуты, позабывшие многие собственные обычаи. Они же построили метеостанцию, ту самую, на которой в 1892 году была зарегистрирована температура в минус 67,8 градусов. Но теперь даже пятидесятипятиградусный мороз — большая редкость. То у нас моросили дожди — дней по десять подряд — а теперь зарядили ливни, от них куда больше вреда. Из земли показываются кости мамонтов — народ выходит на охоту за ними, за дополнительным заработком“. Я получил от мэра сертификат о посещении полюса холода.
На следующее утро я отправился в гости к якутам, ведущим традиционный, скотоводческий образ жизни. Якуты, или, как они сами себя называют, саха, прискакали сюда на конях за несколько веков до появления казаков и подчинили местных оленеводов и юкагиров, но потом казаки подчинили российскому государству их самих.
Мы подъезжаем к старому мосту и останавливаемся, чтобы принести дары духам у местной достопримечательности — особо почитаемой засохшей лиственницы, увитой молитвенными полотнищами наподобие тибетского святилища. У ее корней разбросаны огурцы, монеты, сигареты и конфеты. Якуты считают дерево связующей основой мироздания. Своими ветвями дерево достигает девяти небес, ствол его находится на той же земле, что и звери и мы, люди, а корнями оно уходит в восьмислойный нижний мир. Еще якуты верят, что у каждого человека есть три души: материнская, земная и воздушная — и что спустя несколько лет после смерти первые две души человека оплодотворяются третьей и рождаются заново, но только если это был хороший человек, а плохих хоронят вниз лицом, после чего они уже не рождаются.
Теперь наш путь лежит по дороге, ведущей к заброшенному тюремному лагерю „Устах“. Он представляет собой скопище избушек с развалившейся деревянной церковью. Многие заключенные сидели в лагере так долго, что после освобождения им было некуда возвращаться; они и оставались на месте, продолжая работать на лесоповале. Последний из таких освобожденных умер два года назад.
Чтобы добраться до стойбища пастухов, нужно сначала пятнадцать минут плыть на моторной лодке по Яне, а потом еще пятнадцать минут идти пешком по раскисшей та