После двух лет переговоров президент США отозвал из Конгресса соглашение о сотрудничестве с Россией в области использования мирного атома. Что теряет от этого Россия и теряет ли — аргументы сторон выслушал The New Times. Евгений Адамов министр РФ по атомной энергии в 1998–2001 годах — Владимиру Воронову.
В чем суть несостоявшегося соглашения между США и РФ по сотрудничеству в области мирного использования ядерной энергии?
Это соглашение — нечто вроде протокола о намерениях. В подобных соглашениях, которые заключал СССР, содержались обещания построить исследовательский комплекс или АЭС, и это воплощалось в жизнь. Но конкретика всегда сопровождается контрактами. США заключали такие соглашения со своими партнерами, аналогично поступал СССР. Лишь недавно США нарушили это правило, подписав такой документ с Индией, которая не подпадает под понятие сателлита США и не является участником Договора о нераспространении ядерного оружия. Но это активно развивающийся рынок с программой строительства многих АЭС, и выбор был сделан в пользу экономики.
Кто был больше заинтересован в этом соглашении?
Политики. Соглашение — не более чем сигнал об улучшении отношений. Правда, в наших СМИ рассуждали о том, что рынок ядерного топлива в США имеет многомиллиардные объемы, а законодательство США, мол, запрещает поставки ядерных материалов и оборудования в страны, с которыми нет такого соглашения. Однако когда во время перестройки захотели, то несмотря на отсутствие соглашения ввезли в США из Советского Союза, а затем точно так же вывезли не просто реактор — ядерную космическую установку. Был период (1998 год), когда приоритет утилизации высокообогащенного (оружейного) урана превышал все остальные соображения. И невзирая на отсутствие соглашения, через Конгресс в общей куче провели закон, разрешавший вывозить из США в РФ природный уран. Тогда победили конкретные экономические интересы.
Но, говоря о перспективах нашего внедрения на рынок американского ядерного топлива, не стоит забывать, что сейчас до половины американских АЭС уже работают на обогащенном уране, полученном из оружейного в России. Но такой ситуации в Америке уже больше никогда не допустят, для них это равносильно получению нефти лишь от одной страны, а диверсификацию там лелеют. Хотя, как ни странно, именно сейчас от такого сотрудничества больше всего могли бы выиграть США: они аутсайдеры в двух ключевых областях ядерной техники — это центрифужное разделение изотопов и реакторы на быстрых нейтронах. В США до сих пор используют архаичную энергоемкую диффузионную технологию. Но отзыв этого соглашения из Конгресса не означает, что оно сорвано: оно продолжает существовать как подписанный документ. Придет время, понадобится «морковка» — достанут с полки, помашут, поиграют в разные условия, а может, и ратифицируют.
Высказываются предположения, что Россия теряет миллиарды долларов от упущенной выгоды…
Рассуждения об упущенной выгоде уместны, когда сорваны контракты или прекращены реальные проекты. Виртуальные возможности в эту категорию не входят. В 2000 году, когда в Думе с таким трудом шел закон, касающийся обращения с ядерными отходами, то одни трубили, что мы открываем путь к превращению нашей страны в ядерную свалку, а другие доказывали, что открываем дверь к многомиллиардному высокотехнологичному бизнесу. Не состоялось ни то ни другое: ни свалка не появилась — для нее не было предпосылок, ни миллиарды не заработали — еще никогда не рассветало только потому, что петух пропел, работать для этого надо было. К самым серьезным потерям отнес бы вновь упускаемые возможности совместно решать проблему нераспространения ядерного оружия.
А политические последствия?
Уверен, что для этого жеста специально выбирали такой документ, от ратификации которого ни тепло, ни холодно. Это не соглашение о вступлении в ВТО и не поправка ДжексонаВеника, материальный ущерб от которой вполне осязаем.
Роуз Геттемюллер директор Московского центра Карнеги, заместитель министра энергетики США в 1999–2000 годах — The New Times.
Почему возникла потребность в этом соглашении?
В США есть закон об атомной энергии, принятый еще в 1954 году, в котором есть специальная статья 123. Эта статья накладывает ограничения на сотрудничество американских компаний с компаниями других государств в области мирного атома тем, что требует заключения специального соглашения. Сегодня у нас уже подписаны или находятся в стадии обсуждения такие соглашения — они так и называются «соглашения 123» — с целым рядом стран мира.1 И они очень важны. Поэтому каждый раз, когда США решают сотрудничать с какой-либо страной в области мирного атома, требуется заключение такого соглашения. Соглашение с Россией, которое было уже на рассмотрении Конгресса и которое теперь отозвано администрацией, — это та дверь, которая открывала возможности для взаимодействия между США и Россией в области атомной энергии. Без него наши страны тоже могут сотрудничать, но только в области исследований, связанных с атомной энергетикой. Как только это выходит за рамки собственно исследований — связано ли это со строительством реакторов, или зданий, или с заключением любой коммерческой сделки, — тут необходимо «соглашение 123». Это тот забор, который препятствует тому, чтобы технологии покидали пределы США. Именно поэтому во время моей работы в администрации Клинтона мы стремились заключить это соглашение с Россией, а также пытались воспрепятствовать сотрудничеству России с Ираном в атомном проекте в Бушере. Когда Россия согласилась с тем, чтобы поставлять в Иран сырье (для атомного реактора в Бушере) и потом забирать отработанное, чтобы Иран не мог использовать ядерный материал для иных целей, администрация президента и сам Буш поняли, что проект реактора в Бушере ничем не грозит, и приняли решение подписать «соглашение 123» с Россией. Это произошло пару лет назад, и переговоры прошли очень спокойно, быстро и гладко: и русские, и американцы точно знали, чего они хотят.
Какой интерес у России?
Минатом России стоит на пороге глобальной экспансии. Они стараются предоставить свои продукты, реакторы и т.д. многим мировым заказчикам, и заключение «соглашения 123» с Соединенными Штатами — это один из способов достижения этой цели. Например, японцы сейчас тоже начинают переговоры по своему аналогу «соглашения 123»: Toshiba уже практически часть американской атомной индустрии, она купила долю в General Electric, и потому Японии важно заключить такое соглашение — в противном случае компания не сможет нормально развиваться. Я хочу, чтобы вы меня правильно поняли: «соглашение 123» — это не контракт, не коммерческий договор, это законная база для того, чтобы контракты могли быть заключены. Для российской атомной индустрии, которая хочет строить реакторы или предоставлять услуги по утилизации ядерных отходов, обслуживанию реакторов и так далее, важно, чтобы не возникали проблемы на пути этих сделок. Равно как этого не хотят и американские компании, которые хотели бы продавать свои продукты в области мирного атома, та же General Electric — в России.
Правильно ли я понимаю, что пока не будет заключено данное соглашение, Россия не сможет продавать, например, свои реакторы третьим странам?
Это зависит от того, какие отношения между третьей стороной и Соединенными Штатами, существуют ли какие-то договоренности с американской промышленностью, которые могут пересекаться с делами, которые ведет Россия. Я знаю, что этого придерживаются японцы, если они хотят купить какую-нибудь русскую технологию. Но есть такие страны, как, например, Индия, в сотрудничестве с которыми заинтересована Россия, — Индия сейчас готовится к закупке зарубежных реакторов, тут «соглашения 123» не требуется. Хотя Индия сейчас тоже готовится к подписанию такого соглашения с США. Есть другой пример — утилизация ядерных отходов. Это непростой вопрос, многие экологические группы в России против, Росатом решает этот вопрос со всей возможной осторожностью.Тем не менее это одна из тех областей, где Россия может и хочет сделать очень успешный бизнес. Но в этой сфере подавляющее большинство заказчиков на мировом рынке — американцы, а США хотят знать, куда могут пойти эти отходы, поэтому без «соглашения 123» не обойтись. Есть огромный рынок по продаже отработанного топлива на Тайване и в Южной Корее, в котором Россия заинтересована, и снова без заключения «соглашения 123» Россия не сможет заключать какие-либо сделки с этими странами.
Вы сказали — «огромный рынок», о каких цифрах мы говорим?
Можно говорить о сумме $20–21 млрд.
В чем интерес США, помимо возможности контроля за распространением атомных технологий и материалов?
С 1970-х в США нет активных программ разработки ядерных технологий. Мы не развиваем новые типы реакторов, не работаем с новыми ядерными формами, не развиваем технологии переработки, а в России, несмотря на Чернобыль, несмотря на все кризисы атомной промышленности, продолжают разрабатывать все новые типы реакторов, и ваши технологии одни из лучших в мире. Если США хотят расширять свои ядерные программы, то им необходима Россия.
Получается, что, отозвав соглашение с Россией из Конгресса, администрация Джорджа Буша, как та гоголевская унтерофицерская вдова, сама себя высекла?
Администрация Буша действительно очень старалась упрочить отношения с Россией. И «соглашение 123» было прекрасным способом завершить отношения Буша и Путина на приятной ноте: это стало бы знаком сближения с Россией. Но произошла ситуация с Грузией. Многие и в США, и в Европе крайне рассержены. Люди Буша решили, что стоит прекратить отношения с «другом Владимиром». Так и было потеряно «соглашение 123». Ситуация грустная…
Ожидаете ли вы каких-либо санкций против России?
Разговоров много, но я не думаю, что дойдет до санкций.
Роуз Геттемюллер — специалист по вопросам ядерной безопасности, стратегической стабильности, нераспространения оружия массового уничтожения (ОМУ) и контролю над вооружениями. До октября 2000 года Геттемюллер была заместителем министра энергетики США по вопросам ядерного нераспространения. Ранее она работала помощником министра по вопросам нераспространения ОМУ и национальной безопасности, отвечая за сотрудничество с Россией и другими странами СНГ в этой области.