Может ли стать рубль резервной валютой?

Президент Дмитрий Медведев хочет видеть российский рубль одной из региональных резервных валют. Давайте для начала очертим границы региона, чьей резервной валютой надеется видеть наш рубль наш президент.

Чисто географически с запада Россия граничит с Евросоюзом, имеющим свою валюту, активно борющуюся за статус мировой резервной валюты и каковая, кстати, выступает второй по объему резервной валютой для самой России. Вряд ли ЕЦБ захочет формировать часть своих резервов в российском рубле.

На востоке мы граничим с США — которые являются эмитентом главной мировой резервной валюты и не склонны поддерживать никаких конкурентов — тем более, что собственные валютные резервы США весьма невелики и не превышают 70 млрд.долларов.

Также мы граничим с Китаем — чей юань является вторым главным претендентом на роль мировой резервной валюты. Китай вполне может пойти на наше предложение и часть своих огромных резервов сформировать в рубле — но взамен потребует от России того же. Причем не в процентном отношении, а в абсолютных цифрах, имея в виду вытеснение доллара и продвижение юаня, а не российского рубля. Поскольку России в этом случае придется часть своих резервов формировать в юане, особого интереса этот вариант для нее не представляет.

Таким образом, в реальности рубль может стать региональной валютой лишь для республик бывшего СССР — да и то в усеченном состоянии. Ибо Грузия на это вряд ли пойдет по политическим мотивам, а бывшие прибалтийские республики уже стали членами ЕС.

Далее зададимся вопросом: а в результате чего образуются сколько-нибудь значимые валютные резервы? Ответ простой — в результате профицита платежного баланса, каковой в не слишком (в силу ряда причин) инвестиционно привлекательных странах б.СССР есть продукт положительного торгового баланса, каковой, в свою очередь, есть следствие превышения экспорта над импортом.

Сколько-нибудь значимый экспорт — необходимое условие для формирования валютных резервов — имеют лишь экспортеры природных ресурсов, т.е. всего четыре страны: Казахстан, Туркменистан, Азербайджан, Украина. Именно они и являются реальной, интересной не только с точки зрения внутриполитического пиара, целевой аудиторией для российского рубля.

Но увы — только для Туркменистана и Казахстана Россия является (особенно сейчас — когда цены на нефть, дававшей 60% стоимости казахского экспорта, упали в 2,5 раза) крупнейшим внешнеторговым партнером. А по экспорту — так и вовсе только для Туркменистана.

Так что особого интереса к российской валюте три из четырех экспортоориентированных экономик СНГ не испытывают. И что еще хуже: поскольку основу экспорта Азербайджана и Казахстана составляет нефть, а Туркменистана — газ, стоимость которого так же привязана к ценам на нефть, всем трем указанным государством имеет смысл держать свои резервы в валюте страны, чья экономика, а с ней и валюта, не зависят от колебаний цен на нефть. Россия к числу таких стран не принадлежит.

Украина же испытывает хронический дефицит торгового баланса — и хотя в силу тесных экономических связей с Россией и способна формировать часть своих резервов в рубле, но о больших цифрах речи не идет. И опять-таки, поскольку основной предмет экспорта Украины — металлы, цены на которые обычно падают вместе с ценами на нефть, Украина, как и три упомянутые выше страны, не заинтересована в формировании своих резервов в валюте страны с сырьевой экономикой.

Таким образом, ситуация выглядит так:

— с одной стороны, Россия граничит с эмитентом ведущей мировой резервной валюты, а так же эмитентом второй ведущей мировой резервной валюты, а также и эмитентом валюты-претендента на статус третьей ведущей мировой валюты — и в силу этого никто из них не заинтересован в одностороннем порядке формировать часть своих резервов в российском рубле,

— с другой стороны, из четырех государств СНГ, имеющих достаточно крупный экспорт, трем Россия неинтересна, а четвертое неинтересно России.

Посему, практически единственное, что в силах сделать Россия, так это пойти по пути Китая, заключая валютные свопы с государствами СНГ и вытесняя из внешнеторгового оборота доллар и евро. Но в этом случае размер формируемых в рубле иностранных активов будет жестко привязан к размеру внешнеторгового оборота между Россией и конкретной страной. Впрочем, есть еще один вариант — формирование части валютных резервов иных государств за счет долгосрочных рублевых кредитов со стороны России. Но в этом случае нет никакой гарантии, что предоставленные таким образом рубли не попадут на российский же валютный рынок — где и будут конвертированы в стандартные резервные валюты. А возможно и использованы для атаки на российский рубль.

Если же вести речь о российском рубле как резервной валюте всерьез, то, как минимум, это требует коренных изменений в политике и экономике России.

С одной стороны, российский рубль — сырьевая валюта. Но гораздо привлекательнее нее может стать планирующаяся к запуску в обращение в 2010 году общая денежная единица стран Персидского залива — в силу гораздо большего объема и большей географии совокупного экспорта, а так же совокупных запасов нефти и газа.

С другой стороны, претензия на роль одной из мировых резервных валют требует реальной, а не формальной независимости Центрального банка. Причем независимости не сиюминутной, а проверенной временем. Проверенной в самых разных ситуациях — в том числе и в кризисных.

Поскольку все эти несложные выкладки наверняка сделаны и в Кремле, остается понять, что представляет собой выраженное президентом России желание сделать рубль региональной резервной валютой: пиар, мечту или цель?

Если цель — то надо диверсифицировать экономику страны и достаточно серьезным образом менять политическую систему России — ибо нынешняя и является главным тормозом на пути модернизации и диверсификации. Вроде бы даже какие-то шаги в эту сторону делаются, комиссию вот на днях при президенте создали.

Если антикризисный пиар — это в достаточной степени характеризует самого президента страны.

Если мечту — что ж, мечтать не вредно.