По прогнозам ООН, к середине нынешнего века население России сократится еще почти на 30 миллионов человек. Какими новыми напастями это может грозить России, “МК” рассказал доктор экономических наук, профессор Высшей школы экономики Анатолий Вишневский — один из главных демографов страны.
Самым обидным в нынешнем экономическом кризисе будет то, что если к середине века мы и выпутаемся из его инфляционных и прочих ожиданий, то гордости за свою державу испытывать будет уже некому. Независимые эксперты ООН предрекают, что к 2050 г. Россия потеряет еще около 30 млн. населения. Ради кого напрягаться, выкраивать каждую копейку к пенсиям, если диагноз уже поставлен и пациент скорее мертв, чем жив?
— Анатолий Григорьевич, вот все кричат: “Караул, демография!”, “Спасай Россию!” А что происходит на самом деле? Ведь еще не так давно СССР гордился численностью населения, страна, кажется, занимала 3-е место в мире…
— В начале ХХ века в Российской империи жило 8% мирового населения, 125 млн. человек. Сейчас наше население больше — 142 млн., но из-за роста мирового населения — а оно приближается к 7 млрд. — доля России резко упала, примерно до 2%. В середине ХХ века США находились на 4-м месте в мире — позади СССР, но если сравнивать с Россией, то Штаты были на 3-м, а мы — на 4-м месте. К середине XXI века ожидается, что Америка сохранит за собой почетное 3-е место, а Россия, по последнему прогнозу ООН, скатится на 14-е.
Население у нас убывает с 1992 г. — мы потеряли почти 7 млн. человек, а если бы не мигранты, то общие потери превысили 12 млн.
— 7 млн. — это, наверное, небольшое государство?
— Три небольших государства. Таких, например, как Латвия.
— А в Латвии с демографией?..
— Тоже плохо.
Как видите, ситуация неважная, вопрос касается будущего России. В 2006 г. Владимир Путин выступал перед Федеральным собранием, ставил задачи. Однако те меры, которые предпринимают власти, все же не соответствуют глубине кризиса.
Да, в последнее время немного повысилась рождаемость, чуть снизилась смертность. Многими это воспринимается как положительный сигнал. Он действительно положительный, но говорить об устойчивой тенденции пока рано. Колебания случались и раньше, были и подъемы, и спады, но выйти на желаемую траекторию демографических показателей пока не удавалось. И мы не всегда понимаем, чем определяются эти подъемы и спады. Почему после 1994 г. смертность в стране снижалась, а с 1998-го стала расти? С 2005-го она снова снижается, но мы еще очень далеки от уровня смертности стран со сходным уровнем развития. Нам надо выбираться из очень глубокой “ямы”.
— В мировой истории все процессы имеют свойство повторяться. Наверное, и Россия такие периоды уже проходила?
— В ХХ веке население России сокращалось несколько раз. Первая мировая война, затем Гражданская, голод 30-х годов, Вторая мировая… Но население восстанавливалось, как только заканчивалась катастрофа. После 1945 г. население России достигло довоенного уровня через 10 лет.
Сейчас на это рассчитывать не приходится — оснований для оптимизма нет. Даже если не говорить о нынешнем экономическом кризисе, негативное влияние на демографическое развитие ближайших 10—15 лет будут оказывать неблагоприятные возрастные изменения.
— С этого места, пожалуйста, подробнее…
— Падение численности населения в России хоть и идет с 1992 г., но возрастные изменения до сих пор были благоприятными, население в трудоспособном возрасте увеличивалось.
— Нет ли здесь противоречия? Говорите, что населения становилось меньше, а работающих — больше! Что-то тут не так!
— Все так, это только кажется странным. Помните, не так давно, перед выборами, некоторые критики власти утверждали, что она подтасовывает численность избирателей, приписывает в бюллетени “мертвые души”? Количество избирателей росло, в то время как общая численность населения сокращалась, — это казалось явной нелепостью. Но такое как раз возможно в силу перепадов в возрастной структуре. Война, другие потрясения минувшего века привели к тому, что у нас чередуются малочисленные и многочисленные поколения, и это порождает такие эффекты.
— Значит, власть у нас действительно честная!
— Во всяком случае, эти цифры не противоречили научным данным. Но если бы дело было только в выборах…
Тот период — конец 90-х — начало 2000 гг. — был временем получения “демографического дивиденда” — такой термин есть в специальной литературе. Население действительно сокращалось, что само по себе плохо. Но при этом росло число людей в трудоспособном возрасте, росла и их доля в населении, а это значит, что снижалась нагрузка иждивенцами на одного работника. Увеличивалось число молодых женщин — потенциальных матерей, это способствовало росту числа рождений, начиная с 2000 года. Даже призывников становилось больше, это смягчало проблемы комплектования армии.
К сожалению, сейчас этот период закончился. Вот смотрите: сейчас живут люди, родившиеся во время войны, — их было мало. Спад рождаемости в военные годы породил “демографическое эхо” — он отразился на числе детей и даже внуков военных поколений: их тоже сравнительно мало. А за ними шли многочисленные послевоенные поколения. Получился “слоеный пирог”, который и сейчас предопределяет очень многое, чего мы не можем изменить. Сказываются и недавние события. В 90-е годы прошлого столетия рождалось мало детей — намного меньше, чем в 80-е, — теперь они вступают в возраст, когда должны сами становиться родителями, и это снова отзовется спадом числа рождений. Даже если рождаемость в расчете на 100 женщин повысится, самих этих женщин будет мало, и они не смогут дать нужного прироста числа рождений, без которого невозможен и прирост населения.
Такая же схема применима и к пожилым людям. В 2001 г. 60 лет справили те, кто родился в 1941 г. В 2002-м — кто появился на свет в 1942-м, и так далее.
А теперь порог 60-летия перешагивают многочисленные поколения, родившиеся после войны. Сейчас у нас 2009 год, и самое время отметить, что больше всего детей в послевоенной России родилось ровно 60 лет назад, в 1949 году: число рождений превысило 3 миллиона. За всю послевоенную историю это случилось только два раза; второй раз — в 1954 году, после смерти Сталина: видно, у людей появились какие-то надежды. Но пик был именно в 1949-м. Сейчас эти многочисленные поколения все больше заполняют верхнюю часть возрастной пирамиды.
Начинается быстрое сокращение населения в трудоспособном возрасте — его покидают многочисленные поколения пожилых, а пополнение обеспечивается за счет малочисленной молодежи 90-х годов рождения. Соответственно растет нагрузка на одного работающего. Если еще недавно число иждивенцев — детей и пожилых — в расчете на одного трудоспособного было 580 на 1000, то к 2025 году оно превысит 800 на 1000 — рост на 40%.
Это будет серьезное испытание для нашей экономики. Во весь рост встанет вопрос о социальных расходах: за счет чего их покрывать? Население стареет, мы и сейчас чувствуем, что есть напряжение с пенсионным обеспечением. Все эти вызовы должно принять на себя государство и как-то их разруливать.
— Нам что, пенсии урежут? Они и без того мизерные!
— Я не знаю, что предпримут власти, — может быть, пенсии понижать не будут, но и повышать их тоже не будут. Поговаривают о “перераспределении” налогового бремени, наверное, введут и другие непопулярные меры — их просто не избежать.
А возьмите такой непростой вопрос, как комплектование армии. Ведь территория страны не уменьшается, протяженность границ — тоже. А число призывников резко снизится: они родились в “неурожайное” время — в начале и середине 90-х годов.
— Лет через 5—6 нам все это “аукнется”?
— Несомненно. Проблема возрастной структуры тащит за собой другие, не менее острые. На фоне общего сокращения трудоспособного населения ослабеет приток молодых людей в состав рабочей силы. Кроме того, что с собой они приносят молодую энергию, они несут еще и новые идеи, знания.
Иссякает эта свежая струя — и что получается? Мы можем повысить возраст выхода на пенсию и формально смягчить дефицит трудоспособного населения. Но чего мы можем ждать от пенсионеров, вооруженных знаниями 70—80-х годов прошлого столетия? Обеспечат ли они переход России на технологии ХХI века?
А наша сфера социальных услуг? Возьмем здравоохранение — с учетом старения общества оно должно стать другим, научиться лечить другие болезни, оказывать другие услуги, обеспечивать длительный уход за престарелыми. Готово ли оно к этому?
Есть и другие проблемы, тоже имеющие демографическую природу. Страна огромная, но она пустеет. Раньше в России было 13 городов-миллионников, осталось 11. Растут Москва и еще несколько городов, остальная территория пустеет — не хватает населения.
* * *
— А каковы прогнозы наших или зарубежных специалистов? Сколько в обозримом будущем в России останется населения?
— По среднему варианту самого последнего прогноза ООН, а эта организация пересматривает свои прогнозы каждые два года, к 2050 г. в России будет 116 млн. человек вместо сегодняшних 142 млн. Я думаю, это вполне реально. Кстати, эта цифра — 116 млн. — улучшена, предыдущие расчеты и вовсе “оставляли” нам 102 млн.
— Потери огромные…
— Сокращение почти на 20%. Если мы уже потеряли три Латвии, то к 2050 году наши демографические потери могут сравняться с населением такой немаленькой страны, как Канада.
— А демография в других странах?..
— Население США будет только расти, у них рождаемость повыше, чем у нас. К тому же в Штатах принимают много мигрантов, хотя для них это тоже не очень просто. Но человеческий ресурс — “мускулы” любой державы. И они это, кажется, сознают.
У нас же, к сожалению, нет четкой миграционной стратегии. Зато есть обезлюдевший Дальний Восток, граничащий с Китаем. Для России китайцы как мигранты в большом количестве желательны в самую последнюю очередь — у нас слишком разные демографические массы. Даже США побаиваются мексиканцев, поговаривают о возможных территориальных притязаниях с их стороны. А с Китаем может быть еще сложнее.
Хорошо бы ориентироваться на соотечественников за рубежом. Но они не едут, да в таком масштабе их просто и нет. По переписи 1989 г., за пределами РФ жило 25 млн. русских. С тех пор многие вернулись, многие уже умерли, а те, кто остался, вряд ли поедут на свою историческую родину. Прибалтийские государства уже в ЕС, их русскоязычным переселенцам Россия не сможет предложить особые условия. Не ринутся в Россию и миллионы русских из Восточной Украины, из Северного Казахстана.
Остается потенциал коренного населения Средней Азии — как-никак мы долго жили одной страной, исторически близки, сохраняются культурные связи. Но должна быть программа использования такого потенциала. Вы о ней что-нибудь знаете? Я — нет. Когда мы говорим о семейной политике, мы понимаем, о чем идет речь. Можно по-разному относиться к материнскому капиталу — его можно хвалить или критиковать, но эта мера есть, о ней все знают. А про миграционную стратегию России сказать ничего нельзя — говорить не о чем.
— Вы ошибаетесь, у нас тоже имеется программа — называется она “Содействие добровольному переселению соотечественников из-за рубежа… ”
— И сколько к нам приехало соотечественников? Капля в море! Чтобы компенсировать годовую естественную убыль населения, нужно принимать равное ей годовое количество мигрантов. Но это — сотни тысяч человек в год, мы не готовы к приему такого количества приезжих. Общественное мнение не в их пользу: народ — против. Нельзя идти поперек общественного мнения, надо сначала добиться его изменения. Если мы не хотим этнических конфликтов, социальных напряжений, нужна огромная подготовительная работа, немалые средства. Израиль принимает большое количество иммигрантов, но там действует специальное министерство, переселенцам предоставляют жилье, льготы.
Да, есть много людей, которые приехали бы в Россию. Но это не русские. Русские — те, кто мог и хотел приехать, — большей частью еще в 90-е годы вернулись и были не очень гостеприимно встречены. Ждать новой большой волны вряд ли приходится. Массового наплыва мигрантов эта программа нам не даст.
А выходцев из Средней Азии мы рассматриваем как временных “гастарбайтеров”. Какие-то текущие экономические проблемы это позволяет решать, а демографические, да и долговременные экономические — нет.
— Но почему правительство не принимает никаких мер?
— “Отремонтировать” нашу демографическую ситуацию не так-то просто. Много вопросов, где правительство и сделать-то ничего не в силах.
Мы уже видели, что нельзя исправить положение за счет рождаемости: у нас нет такого количества матерей, которые дали бы большое потомство. Нельзя возлагать слишком большие надежды и на снижение смертности. Кроме того, если рождаемость ниже уровня простого возобновления поколений — а она у нас намного ниже, — то и самая низкая смертность не может обеспечить естественный прирост населения.
Остается привлечение ресурсов со стороны, о чем мы только что говорили. Те же США принимают около 1 млн. в год. А во Франции, в Германии, в других европейских странах, когда запускали иностранную рабочую силу, думали, как мы сейчас, что мигранты поработают, пока будут нужны, и уедут. Но вышло иначе: нужда в мигрантах не отпала, да многие из них и не захотели уезжать. И европейцам пришлось с этим смириться и задуматься, как лучше интегрировать мигрантов.
* * *
— В мире более 6,5 млрд. человек, и считается, что планета перенаселена. Можно ли вообще бороться за повышение рождаемости в отдельно взятой стране, если на Земле людей и так “зашкаливает”?
— Вопрос законный. Трудно ехать по левой стороне дороги с правосторонним движением. Так же трудно в одних случаях добиваться повышения рождаемости, когда в других все силы брошены на ее снижение. С точки зрения мирового равновесия было бы естественно, чтобы люди переселялись из перенаселенных стран в депопулирующие. Но практически это сделать невозможно.
По прогнозам, в середине XXI века в Азии будет жить 5 млрд. человек. Россия тоже часть Азии, но слабозаселенная. Можем ли мы исправить положение только за счет роста рождаемости?
Даже если она и повысится, то не вернется к уровню, какой был в России до конца 20-х годов прошлого века. Если бы нам удалось поднять рождаемость до уровня Франции, где на одну женщину рождается около 2 детей, это было бы очень хорошо, потому что сейчас у нас 1,4. Но даже если эта цель будет достигнута, этого недостаточно, чтобы население не убывало: на 1 женщину должно рождаться не менее 2,1 ребенка — и не один год, а постоянно.
— Нынешний экономический кризис…
— Хотя я и не специалист в этой области, думаю, что рано или поздно он закончится. А демографический — останется. Он гораздо более затяжной и глубокий. Что может произойти по окончании экономического кризиса? В экономике все станет на свои места, в мире начнется новый подъем, а в России элементарно некому работать — численность населения в трудоспособном возрасте ежегодно сокращается почти на миллион человек. Кто поможет? Мигранты? Это реальный ресурс, но мы не умеем, не знаем, как им пользоваться. Страну необходимо готовить к переселенцам, объяснять, что такие люди нужны, нужна их интеграция в общество.
— Может ли быть такое, что Россия исчезнет с политической карты мира? По той причине, что все мы вымрем, как мамонты когда-то. Или потому, что наберем-таки мигрантов, русских станет катастрофическое меньшинство, и уже другой, “не наш” парламент изменит название государства?
— Нынешние 142 млн. человек — прямо скажем, это немало. На планете вообще немного народов столь многочисленных. Шведов или голландцев куда меньше, но они не боятся исчезнуть. Что такое американцы? Это люди, приехавшие со всего света, но объединившиеся в США общей культурой, ее материальными и моральными ценностями.
Почему так не может существовать Россия? Пускай к нам пойдет поток мигрантов, но если они будут жить по законам России, воспримут ее культуру, совсем не слабую…
— А если не будут и не воспримут?
— Так о том и речь! Это и есть проблема интеграции мигрантов, о которой надо думать в первую очередь. Ведь Америка не перестает быть Америкой из-за того, что принимает мигрантов со всего света.
Нужна разумная политика, понимание реальностей. Чем больше мы будем создавать себе иллюзий и воображать, что можем отгородиться от внешнего мира, тем больше у нас будет накапливаться нерешенных проблем.