Нефть опять рухнет — и начнется самое трудное

Экс-зампред ЦБ о том, как долго Россия будет лежать «на дне», когда у государства кончатся деньги и почему с экономическим кризисом невозможно справиться без политических реформ.

Справка

Сергей Алексашенко, директор по макроэкономическим исследованиям Высшей школы экономики, бывший первый заместитель председателя Центробанка РФ.

— Апрельские данные Росстата по промышленному производству в России, которое обвалилось на рекордные с 1994 года 16%, демонстрируют, что признаки некоторой стабилизации нашей экономики, о которых говорили многие правительственные и неправительственные эксперты, оказались во многом иллюзорными. Так что же дальше? Спад в промышленности продолжится?

— Понятно желание всех поскорее выбраться наверх, увидеть свет в конце тоннеля, сказать, что все хорошо, все восстановилось, но мне кажется, что надежд на это очень мало. Все это пока выдавание желаемого за действительное.

Примерно месяц назад был опубликован доклад Международного валютного фонда, и там достаточно четко было сказано, что кризисы, синхронизированные по времени, происходящие в разных странах, обычно длятся дольше, чем кризис в одной стране. Кризисы, которые сочетаются с финансовым кризисом, тоже длятся дольше. У нас сочетание кризиса, протекающего одновременно в разных странах, с финансовым. Поэтому надежд на то, что выход будет быстрым и легким, быть не должно.

Я думаю, что термин «мы прошли дно» вообще сомнителен. Ведь чтобы это понять, нужно еще 4-5 месяцев, после того как мы его пройдем. То есть нельзя сказать: «Сегодня произошло знаменательное событие — мы прошли дно!». Я думаю, что еще не раз и не два нам будут говорить, что мы это дно прошли и наконец-то начали подниматься.

— 15 мая президент Медведев заявил, что при нем будет создана специальная комиссия по модернизации и технологическому развитию экономики. При этом он в вежливой форме, но тем не менее нелестно отозвался о том, что происходит в сфере инноваций, модернизации. Что за странная такая комиссия? Вроде бы по распределению обязанностей, которое сложилось, экономикой занимается правительство. Зачем президенту в период кризиса брать на себя такую обузу, отвечать за то, за что отвечать положено премьеру?

— Получается, что вы спрашиваете меня не про комиссию, а про взаимоотношения между президентом и премьером. Понятно, что роль президента в сегодняшней России иная, чем была год назад. Да, эти два человека должны найти некий баланс взаимоотношений между собой. Понятно, что по большому счету линия водораздела проведена: все, что связано с реальным управлением, все, что связано с экономикой, все, что связано с деньгами, уходит премьер-министру. А все, что связано с ритуальными вещами, с послами, с главами государств, вручением премий деятелям кино, хоккеистам, — это вроде как президент.

И действительно, ни с того ни с сего президента иногда прорывает. То он скажет, например, что нехорошо, что банки требуют возврата кредитов. Казалось бы — точно не его тема. То он говорит, что хорошо бы, чтобы как-то ограничить процентную ставку по кредитам. То вдруг ни с того ни с сего на прошлой неделе проводится совещание по вопросам развития банковской системы, после которого на сайте президента вывешиваются первый раз публично поручения, данные премьер-министру, правительству со сроками исполнения: Путину в течение 5 или 10 дней сделать то-то, Иванову в течение 10 дней сделать то-то. Почему это происходит? Бог его знает. Ну, сбоит система.

Вопрос в другом. Инновация, модернизация, технологическое обновление — в современной экономике это нельзя сделать по приказу. В нынешнем мире современная российская экономика не потому отстала, что кто-то чего-то не понимает, — у нас нормальные, вменяемые бизнесмены, они хорошо все знают про современную экономику. И когда они за границей покупают какие-то активы, они вкладываются в технологически продвинутые отрасли — в водородную энергетику, в химию, в точное машиностроение. А в России все это как-то у них не получается, в России все больше тянет на сырье — достал что-то из земли, слегка переработал и за кордон отвез, продал. Значит, проблема в том, что система не стимулирует, не поощряет, не дает возможностей. Мне кажется, что про это надо говорить, но это точно не для комиссии по технологическому перевооружению.

— Как сделать так, чтобы кризис оказался не просто испытанием, а неким стимулом, для того чтобы, наконец, начать нормально перестраивать и реформировать нашу экономику, а не пытаться переждать и вернуться к прежней обанкротившейся сырьевой модели?

— Никогда в мировой истории не было такого, чтобы страна начинала реформировать что-то, а тем более экономические отношения, в тот момент, когда в ней все хорошо. Реформы — это реакция властей на кризис. Соответственно, для того чтобы власть пошла на реформы в любой сфере, она, во-первых, должна осознать, что это действительно кризис, что действовавшая до этого система, модель уже не работоспособна. Второе — она должна понять, что ее надо менять. Третье — она должно выработать некую новую модель. И реформа состоит в том, чтобы от старой полуразрушенной модели перейти к новой.

Однако у большинства российских политиков, да и у значительной части нашего населения до сих пор есть ощущение, что да, конечно, сейчас кризис, сейчас плохо, все упало, давайте чуть-чуть подождем, ну, месяца три, ну, шесть месяцев, ну, девять, ну, год подождем, и все станет, как было год назад. Не станет. Вы поймите, что падение происходит резко вниз, а восстановление, даже если оно начнется, будет медленным и мучительным, и жить так хорошо, как мы жили год-полтора назад, дай бог, если мы лет через 5-7 будем. Я считаю, что это даже оптимистический прогноз.

Это означает, что на вопрос, почему власть не делает реформ, ответ очень простой — власть не считает, что ситуация достигла какого-то предела, что так жить нельзя. Власть считает, что так жить можно. Смотрите, была нефть 32 доллара за баррель, стала 58. И тут же у всех в голове: «Сейчас 58, а потом будет 68, а потом будет 140. Отлично!». Нет, не будет — нефть опять рухнет. И сколько это будет — 45, 35, 25 — никто не знает. Падающая мировая экономика не в состоянии переживать растущие цены на нефть, и это понятно.

Мне кажется, что самое тяжелое впереди. Посмотрите, в этом году наш федеральный бюджет по расходам где-то на треть больше, чем бюджет прошлого года. Это означает, что власть в состоянии решить все возможные проблемы в рамках того бюджета, который утвержден.

А что делать на следующий год? Министр финансов Кудрин говорит: «В следующем году дефицит бюджета должен быть 5% ВВП». А ВВП расти не будет, и это означает, что номинальные расходы будущего года будут примерно равны номинальным расходам бюджета этого года. А здесь уже нет поправки на инфляцию, а если вы вычтете то, что зарплаты, пенсии в конце года, в декабре, повышаются на 30% и все это ложится бременем на следующий год, то получается, что непроцентные расходы в следующем году должны сократиться. А вот тут уже будет тяжело.

Чтобы власть поняла, что кризис, ей должно стать плохо. А пока власти хорошо. Народ безмолвствует? Безмолвствует. Социального протеста нет? Нет. Пенсионерам пенсии повышаются? Повышаются. Отлично. Деньги есть на решение? Есть. Поехали на судостроительный завод. Нужно дать судостроительному заводу деньги? Нужно. Выдали. Поехали в Тольятти. Нужно АвтоВАЗу дать деньги? Выдали. Поехали на Тверской вагоностроительный. Нужно простить кредиты или пролонгировать кредиты работникам завода? Пролонгировали. Замечательно, и нет проблем. Давайте подождем годик.

Но есть совсем плохой сценарий, плохой, с точки зрения общества, с точки зрения государства, что мы можем дожить до ситуации, когда уже общество, страна признает, что так жить нельзя, а власть откажется проводить реформы. Тогда возникает то, что Ленин называл революционной ситуацией, — верхи не могут, а низы не хотят. Поэтому мне кажется, что без реформ, без существенного реформирования нашей экономической и политической системы, нам из этого кризиса не выбраться, можно просто застрять в трясине и отстать от всего мира навсегда.

— Что вы имеете в виду под неотложными реформами?

— Если говорить об экономике, то основная проблема в том, что в ней не работают институты. В ней не работает институт банкротства. Банкротство — это же не ликвидация предприятия, это не воровство его активов, а решение проблемы накопленного долга. Ведь нынешний кризис во всем мире — это кризис избыточных заимствований компаний. Соответственно, какая-то часть этих долгов должна просто исчезнуть — либо быть конвертированной в акции, либо списаться, либо предприятие должно обанкротиться.

В России не работает судебная система. Есть банк, которому заемщик не возвращает кредит. Для экономической системы это базовый институт, это доверие — ты даешь в долг, чтобы тебе вернули. Ты подписал контракт с надеждой, что его исполнят обе стороны. И когда эти контрактные отношения не работают, а суд их не подтверждает, то экономика не работает.

Дальше. Монополизм — известная проблема российской экономики, в которой, как говорится, конь не валялся.

А дальше есть неслабая проблема, которая пронизала вообще все: и экономику, и все, что угодно, — это коррупция.

Как бороться с коррупцией? Очень просто — политическая конкуренция и свобода средств массовой информации. Вот два простых рецепта уже из сферы политики. А без изменений в политике ничего не получится.

— Этого достаточно?

— Я думаю, что достаточно. Потому что для любого политика политическая конкуренция означает риск потери своего места. Когда ты знаешь, что ты на этом месте находишься благодаря тому, что тебя включили в какой-то список или ты кому-то заплатил, какая у тебя ответственность? Делай, что хочешь.

— Государство очень активно отправилось в экономику еще до острой фазы кризиса, используя аргумент, что так сейчас делают во всем мире. А как выдворить потом государство из экономики?

— Такой тупой национализации, как в России, конечно, нигде нет. И даже нельзя приводить в пример американские банки, где государство получает пакеты акций. Оно ведь не назначает своих менеджеров, даже не выдвигает представителей в советы директоров, они управляются, как частные банки, теми же людьми, которые управляли ими раньше.

В России же предприятия национализируются, и это лишний раз говорит о том, что власть не понимает, в каком состоянии она находится, насколько ее денежные ресурсы уже близки к исчерпанию. Я думаю, что возникший монстр рухнет под тяжестью собственных проблем. И мы увидим приватизацию. Не потому что власть сочтет, что она выполнила свою миссию, а потому что не будет больше денег на поддержку неэффективных предприятий и госкорпораций.

— Как быстро, по вашей оценке, исчерпаются резервные фонды?

— Если все будет идти, как идет, то за два года деньги кончатся.

— А что дальше? Внешние заимствования?

— Внешние займы — вещь, конечно, хорошая и их использовать надо. Просто мы должны понимать, что в этом году дефицит бюджета составит 3 триллиона рублей, это 90-95 миллиардов долларов. На внешнем рынке можно привлечь 5, можно 10, можно даже и 20, если постараться, но 95 миллиардов долларов привлечь нельзя. Поэтому или будем сокращать расходы, что будет крайне болезненно для всех, или будем печатать деньги, вспоминать недалекое прошлое, когда Центральный банк кредитовал Министерство финансов. Или займемся реформами, но в этот вариант почему-то не верится.

— По последней статистике Центробанка, уровень просроченной задолженности в банковской системе уже 4%, прогноз на конец года — 10-12%. На ваш взгляд, если вторая волна банковского кризиса все-таки будет, готовы ли Центробанк и правительство в целом к жесткой чистке банковской системы?

— Очевидно, что ни ЦБ, ни правительство не собирается спасать все банки. Помощь получит ограниченное их количество: 20 или 30 — я не знаю, но понятно, что их не может быть 100, 200, 300 — денег не хватит.

Судя по тому, как ЦБ и финансовый блок правительства действовали осенью, думаю, что они готовы к жестким и эффективным решениям. Вопрос в том, станут ли они ждать, пока гром грянет, или будут сделаны какие-то превентивные действия. Пока почему-то предпочитают ждать.

— А как все-таки будет решаться проблема растущей плохой задолженности? Ведь у многих заемщиков в ближайшее время не появится возможности вернуть кредиты?

— Я думаю, что какие-то долги нужно будет списывать. Какие-то кредиты будут конвертироваться в собственность. Смотрите, ВТБ конвертировал долг в «Систему Галс», он стал владельцем девелоперской компании. Сбербанк конвертировал долг в Амурский судостроительный завод.

— А если говорить о долгах частных заемщиков, например, ипотечных?

— Банки будут продавать залоги по той цене, по которой возможно. Да, будут выселять, да, будут продавать и будут фиксировать убытки.

— Проблема внешних долгов корпоративного сектора тоже далека от решения.

— Первый квартал этого года показал очень интересную, ситуацию — российские банки платят по внешним долгам в срок и полностью, а российские компании нефинансового сектора в целом не платят по внешнему долгу. Есть расхожая фраза: «По долгам платят только трусы». Вот и наши компании вступают в переговоры о рассрочках, отсрочках, реструктуризации. Но я думаю, что по долгам придется заплатить.

Для того чтобы Россия вышла на траекторию роста 6-7-8%, о котором мы все мечтаем, нужно опять привлекать западный капитал. Пока мы по накопленным долгам не расплатимся, пока западные кредиторы не забудут все убытки, которые они понесли, денег нам оттуда ждать не приходится. Значит, в интересах России, чтобы наши предприятия рассчитались по внешним долгам.

— Сергей Владимирович, если бы вам дали сейчас карт-бланш на формирование пакета антикризисных мер, то что бы вы в него включили?

— Вспомним старый советский анекдот, как сантехник приходит чинить унитаз, рукой залезает, ковыряется, лезет еще дальше, с головой, потом по пояс, наконец, ныряет, через два часа выныривает и говорит: «Нет, систему менять надо». Понимаете, я серьезно считаю, что та ситуация, в которой мы сегодня находимся, то падение российской экономики, с которым мы столкнулись, говорит о том, что наша система абсолютно неэффективна, она не в состоянии противостоять внешним шокам.

Я считаю, что если взять несколько ключевых решений, то это выборы в Думу по одномандатным округам, выборы губернаторов, свобода средств массовой информации, отмена налогов на малый бизнес, налоговые каникулы на три года и отмена пошлин и НДС на ввозимое оборудование в страну.

Можно всегда додумать 10-20 мер, но без политических преобразований систему нашу не поменять. Должны появиться новые стимулы, а это всегда кнут и пряник. Снижение налогов и отмена пошлин — это пряник. А политическая конкуренция, суды, свободные средства массовой информации — это кнут, который будет подстегивать всех, говорить, что вы неправильно что-то делаете, и вы не спрячете своих ошибок.