Россия отказывается избавляться от нефтяного проклятия

Может ли Россия преодолеть «сырьевое проклятье» и стать страной с многопрофильной диверсифицированной экономикой? Можно ли шагнуть в постиндустриальную эпоху, минуя индустриализм? На эти и другие темы мы беседуем с председателем общероссийской общественной организации «Деловая Россия» Борисом Титовым.

"Yтро": Может ли, на ваш взгляд, Россия преодолеть сырьевую привязанность и обратиться к более прогрессивной модели развития?

Борис Титов: Может, конечно. Но для этого нужна воля и продуманная экономическая политика. Многие страны, которые проходят или проходили в прошлом этот сырьевой период, смогли нейтрализовать негативные тенденции, которые приносит с собой сырьевая экономика, и превратить сырье из проклятья в огромное преимущество. Прежде всего, это Норвегия, Австралия, часть Арабских Эмиратов. Есть, конечно, и такие сырьевые страны как Нигерия, Иран и им подобные. Так вот, мы в этом списке находимся где-то в середине. Что же касается политики, которая у нас проводится по нейтрализации этих негативных тенденций и превращении сырьевой составляющей в экономическое преимущество, то здесь мы достаточно неэффективны.

"Y": В чем конкретно заключаются проблемы этой политики?

Б.Т.: Главная проблема состоит в том, что для государства основой политики становится не развитие, а стабилизация. Поскольку в благоприятные периоды доходы от продажи энергоресурсов проливаются золотым дождем, то нет необходимости думать о диверсификации источников финансовых поступлений, самое главное – собрать сырьевые доходы. Для этого у государства есть 40 – 50 компаний, с которыми оно ежедневно взаимодействует в „ручном режиме“. Далее собранные с сырьевиков средства необходимо сохранить – вы видите, как у нас формируются резервы. И последнее – правильно распределить эти доходы. Что касается российской экономики, то по всем канонам это очень хорошая сырьевая экономика. То есть мы очень хорошо собираем, хорошо сохраняем, хорошо распределяем. После этого мы ведем активную социальную политику. Обратите внимание, даже в период кризиса у нас официальная риторика, в основном, социальная. В этом отношении нельзя нас сравнивать с тем же Ираном, Ираком, а тем более – с Нигерией. Но вот выстроить политику диверсификации и поиска новых источников доходов у нас не получается.

К другим негативным чертам нашей экономики относится ее высокая централизация, отсутствие рынка. Вот смотрите: по материалам журнала „Финанс“, в 2003 году у нас примерно 56% ВВП производилось 500 крупнейшими предприятиями. В 2007-м этими же предприятиями производилось уже 82% ВВП. То есть процветает монополизация и централизация экономики. У нас отсутствует конкуренция во многих сферах, и не потому, что она давится или крупные компании диктуют свои условия на рынке, – у нас просто нет субъектов конкуренции. Нет компаний, которые могли бы между собой конкурировать. Единственная конкуренция, которая имеет место во многих отраслях, – это конкуренция с импортом. Это вторая негативная черта нашей экономики.

Третья черта – это высокая бюрократизация страны. Если мы говорим о сырьевой экономике, то, еще по расчетам экспертов Маргарет Тэтчер, для ее обслуживания достаточно 28,5 миллиона человек населения, включая людей, занятых в образовании, медицине и т.п. Это все, что нужно для того чтобы обслуживать сырьевую модель. Но нас-то немножко больше! В итоге получается, что более 100 миллионов человек в условиях сырьевой экономики просто лишние. И вот в этой ситуации, государство, вне зависимости от того, хочет оно этого или нет, вынуждено создавать новые рабочие места в государственных же структурах, чтобы этих людей занять. Причем, зачастую занять неважно чем. Обычно это низко оплачиваемые рабочие места. И получается, что человек, занимающий какую-то государственную должность, имеет какой-то свой пусть маленький, но лимит ответственности, который он, естественно, пытается капитализировать. Поскольку для государства важно иметь отношения с упомянутыми выше 40 – 50 сырьевыми и финансовыми компаниями, то все остальное оно отдает на откуп и кормление чиновникам. А все остальное – это, прежде всего, весь остальной бизнес. Поэтому и получается, что власть может сколько угодно заниматься риторикой о том, что нужно развивать малый и средний бизнес, нужно диверсифицировать экономику… Но в итоге, все это будет оставаться только словами. Потому что весь остальной бизнес для власти на периферии. Для нее важно, чтобы продолжали проливаться золотым дождем или, по крайней мере, хотя бы капать доходы от продажи сырья. И это основа экономики. Подобная система порочна: в этом случае невозможно никакое стратегическое планирование, государство, по сути, планирует экономику от кризиса до кризиса. Сегодня мы видим, что государство продолжает эту политику. Оно ничего не сделало для того, чтобы что-то изменить в существующей системе.

"Y": Может тогда вообще не стоит заморачиваться на предмет диверсификации экономики, а сделать акцент на создании энергетической сверхдержавы, о которой в свое время говорил Путин?

Б.Т.: Мы можем создать энергетическую сверхдержаву. Но здесь сразу возникают два момента. Первое – все это работает только в условиях сверхвысоких цен на энергоносители. Сейчас мы уже видим, что размер дефицита бюджета эквивалентен половине всех доходов страны. Это даже при заложенной в бюджет 50-долларовой цене на нефть. Поэтому в случае сырьевой ориентации благополучие России всегда будет зависеть от положения дел в развитых экономиках, являющихся потребителями наших нефти и газа. От того, как будут жить Америка, Европа и даже Китай, будет зависеть и наше благополучие. То есть мы будем всегда зависимой страной, никогда не будем играть основной роли. Это не удел великой державы.

Второй момент состоит в том, что нам, опять же, некуда деть все остальное население, не задействованное в добыче и транспортировке сырья. Более того, нам необходимо обеспечивать огромное количество пенсионеров. Мы содержим одну из крупнейших армий мира. Плюс наши высокие внешнеполитические амбиции.

"Y": Не так давно на форуме „Деловой России“ был выдвинут лозунг о новой индустриализации страны. Не проще ли было бы оставить индустриальный путь тому же Китаю, а самим сосредоточиться на прорыве в постиндустриализм?

Б.Т.: Это невозможно. В нашем докладе, озвученном на форуме, мы пытались доказать и, как мне кажется, доказали, что постиндустриальная экономика не может развиваться без предварительно заложенной индустриальной базы. Это все равно что перепрыгнуть из феодализма в социализм. Экономика должна пройти все ступени развития. Посмотрите, что произошло с английской экономикой – они вымыли у себя индустриальную базу. Они в свое время создали постиндустриальную экономику на базе мощной промышленной. И что случилось с ними во время кризиса? Они пострадали от него больше кого-либо. Сегодня они стимулируют налогами и другими способами возврат в страну промышленности. Причем, прежде всего, малого и среднего производственного бизнеса. По этой причине мы видим, что никакая постиндустриальная экономика не может жить без индустриальной основы. Заказ на финансы, на образование, на ту же медицину идет в основном от реального сектора. Конечно, с каждым разом постиндустриальный сектор будет завоевывать все большие позиции, но базироваться он, в любом случае, будет на заказе от индустриального сектора.

"Y": Сейчас в мире складывается ситуация, когда индустриализм активно развивается в ограниченном ряде стран, таких как Китай. Может, все это станет основой для глобального разделения: индустриализм в одних странах, допустим в Китае, постиндустриализм – в других?

Б.Т.: Тогда Китай будет командовать всей экономикой мира. Он будет державой, от которой будут идти ниточки ко всем остальным странам. Ни Америка, ни Европа не смогут жить без своего молока, без своих трансформаторов, то есть без минимального набора товаров, которые необходимы для обеспечения, в том числе, и национальной безопасности. Поэтому те риски, что будут связаны с переводом всей индустрии в Китай, очень велики. При этом я не уверен, что эта тенденция станет абсолютной.

Да, действительно, Китай все еще представляет собой то место, где производственные издержки минимальны. Но у него существуют и свои недостатки – те барьеры, которые будут ему мешать развиваться и далее по такой схеме. Прежде всего, растет стоимость труда. Так дешево, как сегодня, производить товары он уже очень скоро не сможет. Возникают социальные проблемы, КНР вынуждена вводить пенсионную систему, которой раньше не было. У Китая сегодня большие проблемы с энергообеспечением. Все это начинает сдерживать дальнейший рост производства в стране. Поэтому глобальная тенденция переноса производств со всего мира в Китай постепенно будет снижаться. Но при этом экономика Китая будет расти. Почему? Потому, что со внешнего спроса, как главного драйвера развития, она будет переходить к внутреннему, потенциал которого еще очень велик.

"Y": Может ли все это привести к процессу постепенной репатриации вывезенных в Китай производств?

Б.Т.: Возможно, все будет происходить несколько иначе. Каждый кризис завершался ростом каких-то отдельных производств, толкающих страны мира к выходу на новую экономику. Так, последний кризис привел к резкому росту IT–технологий, и это стало глобальным изменением экономики. Сейчас мир близок к нахождению новых подобных драйверов. На мой взгляд, это даже не нанотехнологии, а биотехнологии. Сегодня мы входим в период развития, где будет совершенно другая медицина. Это будет совершенно другая индустрия, совершенно другой мир. Все это базируется на качественном росте информационных технологий. Это будет колоссальным прорывом, и лидерами в этом прорыве окажутся, прежде всего, США и Европа.

А вот кого не будет в лидерах этого нового развития, так это Китая и, что крайне печально, России. Хотя в потенциале она вполне могла бы быть такой страной, но к сожалению, условия, которые создает российское государство, этому явно не способствуют.

"Y": До кризиса принято было считать, что с падением цен на нефть экономика страны должна будет повернуть к диверсификации. То есть по образцу 1998 года стать на путь импортозамещения, роста промышленности и т.п. Но этого не случилось…

Б.Т.: Когда случился нынешний кризис, все думали, что происходить он будет по V-образному сценарию 98-го года. Тогда экономика сначала резко упала, но потом резко пошла вверх, прежде всего, на импортозамещении. Но за эти годы наше государство многому научилось. Как я уже говорил, оно стало хорошим сырьевым государством. Оно прекрасно научилось управлять сырьевой экономикой, хотя так и не научилось двигаться к диверсификации. Оно начало применять те же самые приемы, которые применяло все эти годы. Одним словом, первым делом начало поддерживать банковско-финансовый сектор, с чем благополучно справилось. Второе – боролось за сохранение социально-экономической стабильности; прежде всего, это борьба за плавный характер девальвации, дабы избежать серьезных социально-экономических последствий. По сути, это была борьба за сохранение курса рубля, которая привела к постепенной девальвации. В конечном счете, результат оказался тем же самым, что и при резкой девальвации, только для достижения этой цели было потрачено колоссальное количество валютных резервов. Но чисто умозрительно социально-экономическая стабильность была сохранена.

Однако все это негативно повлияло на промышленный сектор. То есть то, что было хорошо для правительства, негативно сказалось на экономике. В результате, в той же Бразилии, где девальвация была быстрой, масштабы падения производства оказались значительно меньше, чем у нас. Российские предприятия останавливались, никто им не помогал, ставки по кредитам росли, между банками возникал кризис доверия, и как результат – рекордное падение промышленного производства. Все это последствия экспортно-сырьевой и социально-ориентированной психологии, а также краткосрочных методов экономической политики.

"Y": Как вы оцениваете меры правительства по поддержке автопрома? Можно ли их расценивать как элемент промышленной политики?

Б.Т.: Это попытка затушить пламя, забыв о том, что пожар продолжает тлеть где-то внутри. Все равно все это возгорится в определенный момент. Некоторые вещи здесь вообще выше моего понимания. Уже на этом кризисе в мире был опробован ряд технологий противостояния ему, которые привели к успеху. Лучший тому пример – Германия. Там автопром является одной из основных отраслей экономики, и в период кризиса он стал для немецких властей самой большой проблемой, которую они благополучно решили. Они применили схему, когда при покупке нового автомобиля предоставлялась компенсация в ?2,5 тысячи при условии сдачи старого авто. Опыт оказался настолько удачным, что следом за Германией им поспешили воспользоваться Италия и Великобритания. В результате этих мер Германия вообще не потеряла объемов продаж автомобилей.

Так вот, возвращаясь к России, ну зачем выдумывать компенсации процентных ставок, а потом еще и повышать стоимостную планку попадания в эту программу? Это в итоге ведет не к притоку, а к оттоку покупателей от ВАЗа и переходу их в более высокие ценовые группы. А ВАЗу дали как минимум $1 миллиард, который тот уже „съел“, и ему опять не хватает комплектующих, появляются сложности с денежными расчетами и т.д.

"Y": И как от всего этого уйти?

Б.Т.: В условиях кризиса правительству необходимо уйти от экспортно-сырьевой ментальности. Поскольку нефть упала в цене, необходимо выстраивать не только антикризисные, но и долгосрочные планы развития экономики, базирующиеся на других секторах. Сегодня надо активно заниматься новой экономической политикой. То есть не сохранением стабильности, а инвестированием в будущее. Это создание условий для развития рынков, создание необходимых для этого институтов. Второе – это промышленная политика, или, как мы ее назвали, новая индустриализация. Это выбор неких локомотивов роста, на которых должно быть сосредоточено основное внимание государства: основное регулирование и стимулирование. Тогда они потянут за собой и все остальные сектора. Сначала это будут смежные отрасли, а потом и вся экономика.

Одной из таких отраслей, на наш взгляд, может стать жилищно-строительный сектор. Он имеет наиболее сильный мультипликативный эффект. Мы предлагаем использовать государственные гарантии на выкуп жилья по себестоимости строительства с небольшой нормой рентабельности. Это ликвидирует проблему недоверия между банками и строительными компаниями. В результате, последние получают возможность запускать в жизнь следующие новые проекты. Другая мера – это стимулирование спроса через субсидирование ставки по ипотеке: заставив людей покупать жилье, можно простимулировать сразу несколько важнейших отраслей экономики страны.