В России наступил закат тучных лет

Руководству страны следует готовить граждан к тому, что эпоха всевозрастающего благоденствия подходит к концу. В противном случае навес завышенных ожиданий обрушится на власть в виде неуправляемого возвращения народных масс в политику.

Наблюдая за падающими рынками и нарастающими кризисными явлениями в экономике, ловишь себя на мысли, что российские власти никак не решатся сделать во внутренней политике то же, что и во внешней.

Ударной во внешнеполитической риторике является констатация того, что после августа мир стал другим, всем пора избавиться от иллюзий, признать, в каком кризисном положении находится система международных отношений, и оценить всю сложность и неопределенность столкновения с будущим. Разъяснению этой позиции посвящены не только многочисленные официальные заявления, но и эмоциональные политические консультации с иностранными коллегами, терпеливые интервью зарубежным СМИ, откровенные встречи с валдайскими политологами.

Применительно же к текущим обстоятельствам внутренней социально-экономической ситуации в стране таких интенсивных консультаций с обществом (за исключением бизнеса) не наблюдается.

Государство продолжает демонстрировать, что ничего принципиально не меняется. Все стабильно, несмотря на временные трудности. Завтра, несомненно, все будет лучше, чем вчера.

Принципы движения в светлое и ясное будущее остаются прежними.

Когда нужно тушить пожар и выводить из истерической трясучки инвесторов, такой успокаивающий психотерапевтический подход, скорее всего, и верен. Однако что дальше? Следует ли и впредь действовать в прежней логике? Или применительно к внутреннему состоянию России тоже придется зафиксировать конец некоторых иллюзий и констатировать, что после пикирующего сентября Россия должна стать и стала другой, а будущее всевозрастающего благоденствия нам вовсе не гарантировано?

Такая перемена экономической повестки жизни страны, несомненно, представляет серьезную и политическую, и социальную проблему. Это означало бы, что вслед за «лихими 90-ми» годами, по сути, закончившимися после кризиса 1998 года, страна прощается и с «тучными нулевыми».

Одновременно пришлось бы признать, что при всей позитивности минувшего периода, социально-экономическая успешность этих лет в значительной степени была успешностью ресурсной конъюнктурной «прухи». Основывалась на восстановительном росте после предыдущего провала, переделе и проедании ранее созданных мощностей и инфраструктуры. Расцветала на полухалявном потребительском буме мгновенного приобретения будущего взаймы. Стояла на тощих ножках отечественной финансовой системы, которая, подобно потребительскому рынку, в решающей степени зависела от импорта, сидела на получаемых из-за границы и перепродаваемых внутри страны кредитных ресурсах. Консервировала преимущественно рентное экономическое и социальное поведение и элиты, и общества. С соответствующей всей этой истории «однополярной» и предельно прямой в своей вертикальности системой внутренней политики, вполне адекватной решению задач внутриэлитного и общественного перераспределения ренты.

Позитивный момент прощания с прошлым вроде бы заключается в том, что без такого признания и понимания обществом невозможности инерционного развития нельзя всерьез говорить и о лелеемой Кремлем программе модернизации и инновационного рывка, которые, по всей видимости, призваны стать символом и смыслом новой десятилетки. И наметившийся кризис, как это вообще часто бывает с кризисами, дает хорошие возможности и открывает новые перспективы для реальной переориентации всей политической, экономической и социальной системы на модернизационные задачи.

Но тут возникает подспудно осознаваемая проблема массовой реполитизации общества. Ведь экономический рост, рост доходов и потребительский бум последних лет являются важнейшей основой нынешней формулы политической стабильности. Выступают во многом той анестезией, которая порождает нечувствительность общества ко многим внутриполитическим вопросам. Появившиеся у граждан в последние годы возможности материального обустройства и повышения качества собственной жизни были одним из факторов роста политической апатии.

С одной стороны, принцип невмешательства общества в дела власти, устраивающей всех массовой аполитичности был закреплен в обмен на то, что разбогатевшее государство дало гражданам некие дополнительные гарантии и повышенные обязательства роста доходов и социального патернализма. Одновременно для значительной части общества расширение и доступность благ потребительского общества (того же кредита) также изрядно способствовали концентрации на зарабатывании и отрабатывании денег.

Растущий «средний класс» практически полностью погрузился в многотрудное обустройство собственной жизни при политической индифферентности и под лозунгом «Политика? – На это нет времени».

Теперь, когда лихорадка на финансовых рынках может обернуться существенными экономическими последствиями, и не исключено, что и гражданам придется более консервативно оценивать свои надежды на будущее, у самых широких слоев населения снова могут начать возникать вопросы к государству из серии: «И как мы дальше жить-то будем?»

Естественно, у власти велик соблазн занять утешительно-успокоительную позицию, объяснять, что никого, кроме узкого круга страшно далеких от народа инвесторов, это не коснется. И самим верить, что ничего подобного и правда не произойдет, «проскочим» и все «как-то эдак» останется по-прежнему.

Однако это означает отказ из тактических соображений снять сформированный «тучными нулевыми» как в элите, так и в обществе опасный навес завышенных ожиданий и надежд по поводу того, чтобы и дальше, и больше, и само собой, и навсегда продолжались быстрый, постоянный и непрекращающийся экономический рост, рост доходов и рентных платежей.

Но выполнение экономикой требования «обязательного благоденствия» совсем не очевидно и, как теперь выясняется, может сорваться в любой момент. И если «не проскочим» сейчас или в следующий раз, то разрыв между ожиданиями и реальностью станет слишком высок.

Тогда этот самый навес завышенных ожиданий обрушится на власть в виде гораздо более масштабного и менее управляемого возвращения народных масс в политику.

Судя по всему, ситуация близка к той, которую принято описывать известной формулой: «если процесс нельзя остановить, то его лучше возглавить». Иначе говоря, лучше аккуратно разобрать руками некоторые собственные и общественные иллюзии, чем ждать, пока они свалятся на голову.