Возвещает ли кризис конец американского сверхмогущества?

По словам министра финансов Германии, нынешний финансовый кризис возвещает о конце мировой гегемонии Уолл-стрита и возникновения многих полюсов силы. Эта гипотеза сама по себе вполне имеет право на существование.

История говорит нам, что свидетельством падения держав всегда были именно кризисы. Финансовую катастрофу 1929 года часто интерпретируют как межевой знак перехода экономического могущества от Великобритании к Соединенным Штатам. Однако не стоит сразу же хвататься за механистические и однозначные объяснения, которые всегда тяготеют к сведению сложной реальности к простой динамике.

В первую очередь необходимо отметить, что кризис выявляет изменения в соотношении сил, но очень редко объясняет их. Иначе говоря, сокращение относительного веса Уолл-стрит происходит на протяжении десяти лет, о чем свидетельствуют появление мультиполяризация биржевой капитализации с перевесом в сторону развивающихся стран. Главной проблемой этого кризиса с этой точки зрения является не столько закат Уолл-стрит, сколько крах модели инноваций и финансовой дерегуляции, который привел к значительному сокращению контрольных полномочий Комиссии по ценным бумагам и биржам над Уолл-стрит при поддержке Федеральной резервной системы. В этом новом контексте Европа играет решающую роль. Она может под эгидой Германии и Франции принять участие в создании новой международной модели, суть которой будет не в финансовых инновациях, а во внедрении более жесткой регуляции, что, кстати, отвечает европейским традициям. До настоящего времени главным источником политических препон на пути европейской финансовой регуляции был Лондон, истинный финансовый авианосец США в Европе. Ослабление политических позиций Лондона, вкупе с осознанием шаткости его системы, открывает перед нами новые возможности. Однако пока европейские намерения не превратятся в последовательные и согласованные действия, говорить о закате Уолл-стрит будет преждевременно.

Второй элемент, о котором не стоит забывать — возможность восстановления США своих позиций. Вспомним, как после плачевного конца вьетнамской эпопеи мы заговорили об «упадке Америки». Эта же идея в Азии возникла практически сама собой перед самым падением Берлинской стены.

Есть и третий фактор, который необходимо учитывать: экономическая многополярность не служит гарантом многополярности стратегической. Если бы эти два процесса тесно коррелировали друг с другом, мир был бы уже многополярным. Однако они не связаны и, в отличие от общепринятого мнения, не находятся на пороге конвергенции. Владея 25% мирового богатства, американская держава все еще является стратегическим гарантом двух третей мировой экономической силы. Действительно, США обеспечивают безопасность Европы и Японии. И их зависимость в стратегическом плане от Штатов будет только увеличиваться. Несмотря на все дискуссии и заявления о добрых намерениях, европейская оборона останется в значительной степени инструментом «мягкого влияния», направленным скорее на поддержание мира, чем на принуждение. Давление со стороны России приведет к усилению зависимости Европы от США, а не к увеличению ее стратегической независимости. Япония находится в подобной же ситуации. Давление со стороны Китая и корейская угроза делают ее более чем когда-либо зависимой от американцев. Это не значит, что европейцы или японцы по всем вопросам являются проводниками воли Вашингтона. Сильвио Берлускони, про которого говорили, что он слепо подчиняется США, из всех европейских руководителей наиболее прохладно относится к политике «сдерживания» России.

Ну и наконец, необходимо четко понимать, что действительно имеется в виду под многополярной системой. Власть между основными игроками не обязательно распределяется в равной пропорции. Нет никаких сомнений в том, что США для достижения результатов более чем когда-либо будут нуждаться в создании работающих коалиций. Однако есть одна плоскость многополярности, о которой частенько забывают, а именно, о конкуренции между полюсами. Китай с большой настороженностью относится к Японии и Индии, Россию беспокоит восход Китая, а Индия строит рост своего могущества на основе тесных связей с США, чтобы завтра ей было проще противостоять Пекину. На самом деле кроме России ни одна развивающаяся страна не вынашивает реальных планов противоборства с США. Российский случай особенный по двум причинам. Первая проистекает из того факта, что Россия — бывшая держава, которая пытается вернуть свой былой статус. Вторая заключается в том, что отношения Москвы с Западом определяются не только геополитикой, но и вопросами идентичности. России, чтобы существовать, необходимо самоутверждаться перед Западом, тогда как ни Китаю, ни Индии для самоутверждения на международной арене не нужно занимать категорически антизападную позицию. Безусловно, даже если Китай и не стремится свергнуть с трона США, усиление его влияния в конечном итоге начнет мешать Штатам. Однако это — долгосрочные процессы, которые не исключают возникновения очагов напряженности и достижения не менее важных договоренностей. Грузинский кризис хороший тому пример: он оставит след в российско-европейских и российско-американских отношениях. Однако этот след не обязательно будет неизгладимым. Тот факт, что Китай был очень недоволен политикой России в Грузии показывает несостоятельность популярного тезиса о «Западе, противостоящем всему остальному миру». Грядет эра многополярности. Однако последствия ее не предопределены, в том числе и для Соединенных Штатов.