Что такое «средний класс» в России?

Главный приз этой политической осени маркирован теперь иероглифом «Средний класс». Яркие публичные перепалки последнего времени — Авена с Прилепиным, того же Прилепина с Минаевым, а нынче вот и Венедиктова с Сурковым — обрели своего трагического героя: это только-только оперившийся ма-а-ленький буржуа, за которым вдруг взял и пришел большо-ой Кризис. Этот буржуа одновременно и главная жертва событий — и главная угроза порядку вещей. Поэтому именно за его душу и развернулось генеральное сражение, и стороны лупят друг в дружку уже из самых главных калибров.

Митрофанов вот правильно хмыкает: че это мы вдруг опять о классах? Что за архаика? Неужели маркетологи не успели нам объяснить за последние пятнадцать лет, что общество состоит не из классов и страт, а из целевых аудиторий? Но «средний класс» потому и выплыл из забвения, что это часть уже не пропагандистской, а собственно политической конструкции системы.

Ведь мы же помним, откуда он взялся, этот загадочный новый гегемон. Его (как, кстати, и «суверенную демократию») в свое время придумали западные идеологи Холодной войны. Сконструировали в режиме адресной антисоветской диверсии. Марксистская картина мира, расколотого надвое беспощадной классовой борьбой между трудом и капиталом, получила смертельный удар поддых, когда был предъявлен новый класс, явно не относящийся ни к тому, ни к другому. Класс-прослойка, класс-дезертир, сбежавший с войны классов. Или, точнее, вставший прямо посредине между враждующими сторонами на поле Куру — и менторским тоном объявляющий им обеим правила нового мироустройства, словно Кришна, сидящий свесив ножки на колеснице Арджуны.

Коротко говоря, «средний класс», не живущий полностью ни от труда, ни от капитала, пользующийся отдельными необщедоступными благами на правах «ограниченного доступа», в какой-то момент был признан основой стабильности общества, основанного на частной собственности и свободном рынке. Главным гарантом недопущения впредь социальных потрясений и революций. Иными словами, гегемон он до тех пор, пока идет классовая борьба. А на самом деле — до тех пор, пока идет мировая война с коммунистической идеологией.

Кому он, к черту, нужен, если коммунизм побежден — окончательно и бесповоротно?

Значит, одно из двух. Либо коммунизм все-таки до конца не побежден, либо у «гегемона» появился какой-то свой, новый функционал, новая задачность.

Начну, покамест, со второго варианта. Благо задача «нагрузить» эту прослойку какой-нибудь еще дополнительной функцией, кроме роли смягчающей трение прокладки между верхами и низами, предпринимались уже очень давно. Начиная от «Революции менеджеров» Бернхема, «Нового класса» Джиласа, и вплоть до ныне здравствующих постиндустриалистов — все как один говорили о том, что именно эта прослойка «белых воротничков» и станет в будущем авангардом прогресса и социального развития, «инновационным классом», если хотите.

Было ли у нас что-то такое? Да! Но совершенно в особом роде.

Владислав Сурков вовсе не случайно выстроил смену десятилетий как смену гегемонов: в 80-е — интеллигенция, в 90-е — олигархи, в 2000-е — «средний класс». Первые утилизировали коммунистическую систему, вторые выступили пионерами построения нового, постсоветского уклада, противопоставив себя оставшемуся советским обществу. Они обладали сознанием маргиналов, практически преступников — самоназначенных хозяев жизни, смерти и, конечно же, собственности. Они утвердились в этом качестве — но все равно остались «по ту сторону» социальности, в духовной Швейцарии, если угодно. Здесь их считали чужими — они и были чужими.

«Средний класс», наросший у нас в 2000-е — это сообщество переводчиков: с языка чужих на язык местных. Это люди, которым авансом (в счет будущих заработков) дали попользоваться благами общества потребления, в обмен на присоединение к конвенциям, заключавшимся когда-то между олигархами и властью. Причем смысл этого присоединения был именно в согласии на участие в потребительской гонке.

Потребление было одновременно и привилегией, и главной гражданской обязанностью нашего «среднего класса». Достаточно посмотреть на его витрину — сообщество сайта «Одноклассники»! Они (мы) там все и есть одноклассники — вовсе не в школьном смысле этого слова. Что там выставлено? Индивидуальные результаты каждого (каждой) в потребительской гонке последних пятнадцати лет. Кто где был, кто что купил и кто как живет.

«Рост уровня жизни»? Подразумевается обычно рост уровня потребления. Сколько куплено квартир, машин и единиц бытовой техники в расчете на душу населения. По этому показателю мы все эти годы росли — и еще долго будем расплачиваться за этот рост. Не только в смысле кредитов. Скажем, деградация отечественной легкой промышленности — прямое следствие опережающего роста уровня потребления по сравнению с производительностью труда: люди переходили на импортное, как только могли это себе позволить. Даже и сейчас отечественное производство — это в основном дешевые и сверхдешевые сегменты рынка; но и оттуда нас не сегодня-завтра выжмут китайцы.

Но гегемон уже привык потреблять авансом и за общий счет. Образы миллиардеров-олигархов стали для него одновременно и ориентиром, и универсальной индульгенцией: если эти люди качают «народную нефть» и имеют миллиарды, что плохого в том, что я позволяю себе жить не по средствам? Тем более вся система массовых коммуникаций убеждает меня в том, что все необходимые блага доступны прямо здесь и сейчас.

Гегемон не сильно виноват: его именно таким и учили быть. И научили, на свою голову.

Помните нытье Прилепина в «Огоньке» о невозможности купить квартиру в Москве — ему, патентованному и орденоносному представителю того самого гегемона?! Захар, но ответ же известен! Отъедь 200 километров от Москвы в любую сторону — и бери любой деревенский дом у дороги практически даром: там будет столько жизненного пространства, сколько душа пожелает. Но ты даже не рассматриваешь никаких других вариантов, кроме московского жилья: так почему другие «одноклассники» должны рассуждать иначе? И что же тогда удивительного, что жилье на этом маленьком пятачке, где хотят жить все, кто вообще еще чего-то хочет, стоит так дорого?

Так почему на седьмой части суши количество мест, где люди хотят жить (и готовы платить за это и впрямь запредельные деньги), сократилось до нескольких десятков таких вот пятачков? Куда убежала жизнь со всей остальной земли? Что надо сделать, чтобы ее туда вернуть? В очередной раз поменять в Москве начальство? Но люди начали бежать с земли в города и столицы еще при Сталине, и непрерывным потоком бежали при всех последующих правителях, режимах и перестройках — и никогда обратно! И что здесь изменит даже «смена общественного строя» (не говоря уж о замене «режима»)?

Здесь, в этой точке, и сосредоточена основная развилка «борьбы за средний класс». Вопрос даже не в том, «за кого он будет голосовать на следующих выборах». Вопрос в том, как он будет сам устроен: или вслед за Прилепиным примет позу «мне недодали», или же окажется в состоянии брать ответственность — и, значит, власть — на себя. Не спрашивать без конца у "начальства": „почему в Москве купить квартиру так дорого?“, а строить — для себя, не для партии и правительства — новые города и переосваивать брошенную страну.

Собственно, тогда-то и будет понятно: гегемон это все же — или паразит.