Какое влияние оказал кризис на россиян?

Паника, охватившая российский фондовый рынок, контрастирует с относительно спокойным поведением простых россиян. Несмотря на то что только в августе пресса шумно обсуждала десятилетие финансового коллапса 1998 года, обвал на отечественных биржах почему-то не пробудил в нас воспоминаний о той глубокой и неприятной травме. Нам что, отказал инстинкт самосохранения? Может, мы бдительность потеряли? Вон в США, Сингапуре, Гонконге вкладчики уже истерят, требуют назад свои деньги. Почему же мы пребываем в безмятежном спокойствии? Почему нет ощущения приближающейся финансовой катастрофы?

— Пятнадцать процентов годовых! Пятнадцать процентов! Никакая инфляция не страшна! — каждого выходящего из метро «Маяковская» в центре Москвы атакуют женщины, зазывают в ближайшее отделение банка. Автоматически тянусь за рекламным проспектом и тут же получаю в руки воздушный шарик. — Подарок от банка!

Метров через 300 отделение этого самого банка. Никакой толпы у входа. Похоже, 15% годовых уже мало кого привлекают. Это минус. Впрочем, очереди желающих снять свои деньги со счета тоже нет. Это плюс. Ведь в начале прошлой недели, когда рухнул российский рынок акций и поползли слухи о скором банкротстве некоторых банков, можно было ожидать чего угодно. Многие и ждали — очередей, номерков на руке, потраченных нервов и горьких сожалений о том, что снова, несмотря на уроки 98−го года, поверили. «Снимать деньги с карточки или не снимать?» — перешептывались люди в коридорах офисов. И, судя по отделениям банков, решили пока не снимать — в повторение кризиса 98−го не поверили.

Пустынно было даже в отделениях банка «КИТ-Финанс» — первого, который оказался на грани банкротства. Может, потому, что с частными клиентами он почти не работал. Но та же картина и в Сбербанке: 15 минут жду, когда к окошку «Операции по вкладам» подойдет хоть один человек. Никто не подходит. Более людно только в офисах паевых инвестиционных фондов. Те, кто вложил сюда свои деньги год или два назад, поняли, что в итоге ничего не заработали, и пытаются забрать хотя бы то, что вложили.

Но паники нет. Значит, на уровне рядового гражданина кризис пока чувствуется не так сильно. Хотя это вовсе не значит, что его нет. Просто он развивается таким образом, что его пока чувствует в основном крупный бизнес. Потом, если все пойдет по неблагополучному сценарию, почувствуют средний и малый, а потом и все остальные.

Кто пострадал?

Какое-то время падение фондового рынка воспринималось как локальная проблема, которая может отразиться только на моральном состоянии и кошельках биржевых игроков и владельцев акций. Ведь что такое тот же индекс РТС? Субъективная оценка стоимости небольшого числа компаний, на которую влияют не только объективные факторы, но и игры спекулянтов. «Нынешнее падение индексов — это же просто списание виртуальной стоимости, — объяснял нам профессор Высшей школы экономики Иван Родионов, — когда рынок еще не достиг своего “дна”. То есть это больше вопрос престижа: хочется Миллеру управлять триллионной компанией, но пока не получается».

Кроме того, самых высоких своих значений индекс РТС достиг явно при помощи биржевых спекулянтов. Руководитель одного из российских банков обрисовал эту ситуацию так: «Утрируя, их действия таковы: купил акций на миллион — отдал их в залог по кредиту, взял кредит на два миллиона — купил на них акций, отдал их в залог по кредиту и так далее… Понятно, что такие действия позволяют улучшить имидж компании, надуть щеки и хвастаться на каждом углу, надеясь все окупить за счет оборота или просто подороже продать “накачанный” бизнес. Понятно, что такие компании становятся первыми жертвами кризиса: заплатить по долгам они не могут и банкротятся. Так что кризис можно сравнить с промывкой труб — в период роста и изобилия начинают плодиться вредные микроорганизмы, образуется накипь. И тогда трубы надо промывать специальным раствором». Проблема только в том, резюмировал наш собеседник, что «с концентрацией этого раствора явно переборщили: попортиться могут и сами трубы».

Объясняется это просто: неконтролируемое падение фондового рынка плюс мировой финансовый кризис закрыли многим предприятиям доступ к недорогим кредитам. А это, в свою очередь, — даже если не прямо сейчас, — очевидно повлияет на их развитие, а значит, и на развитие всей экономики. Кому-то это не кажется большой проблемой. Так, директор крупного радиозавода им. Попова из Омска Иван Поляков в разговоре с корреспондентом «РР» удивился: «Что считать кризисом? Снижение котировок акций компаний, которые преимущественно являются сырьевыми? В моем понимании это не совсем кризис. Я бы оценивал это как состояние дел спекулятивного рынка, и причем давно ожидаемое. Предприятия обрабатывающей промышленности, высокотехнологичные компании ситуация на фондовом рынке впрямую не затрагивает. И даже если говорить о росте стоимости заемных средств, тоже не совсем корректно называть это кризисом. У высокотехнологичных российских компаний и так не было доступа к дешевым кредитам. А корректировка в один-два или даже пять процентов на состояние дел в том или ином бизнесе существенно не влияет».

Но так думают далеко не все промышленники. Понятно, что просто для выживания денег может и хватать, но нынешний кризис ударил по главному — по способности к развитию. Кто-то пытался брать для этого кредиты, кто-то привлекал деньги через облигационные займы — это когда вы выпускаете облигации с гарантией, что через какое-то время выплатите по ним проценты или выкупите по оговоренной цене. Но в последние два месяца на российском рынке произошло уже около десятка дефолтов по облигационным займам — компании, которые таким образом занимали деньги, не смогли вовремя расплатиться с кредиторами. Если такие случаи продолжатся (а эксперты в этом не сомневаются), это напрямую повлияет на развитие экономики и на наш экономический фетиш — рост ВВП. Каким образом? Очень просто. Чаще всего крупные компании привлекают заемные деньги на реализацию крупных проектов. Чувствуя, что в условиях кризиса они не смогут их реализовать, они от них откажутся. «Очевидно, что это скажется на росте ВВП страны, — объяснил “РР” инвестиционный менеджер металлургической компании Дмитрий Новоженов. — Например, известная мне фирма набрала кучу облигационных займов, чтобы построить в Сибири один из крупнейших в мире заводов по производству поликристаллического кремния. Естественно, сейчас они могут затормозить этот проект».

Поликристаллический кремний некоторые называют «нефтью XXI века». На его основе делаются солнечные батареи, карты флеш-памяти, другая высокотехнологичная продукция. Солнечная батарея, на производство которой идет 1 кг кремния, за 30 лет службы может произвести 300 мВт*ч электроэнергии, то есть 1 кг кремния является эквивалентом 75 тонн нефти. Сейчас мировой рынок поликристаллического кремния контролируют несколько японских корпораций. Россия могла бы выйти на него уже в 2011 году, но, судя по всему, не выйдет.

Может затормозиться реализация и многих других крупных проектов, которые нам очень нужны. И раньше-то предприятия редко вкладывали деньги в развитие новых технологий, действуя по принципу временщика, который хочет получить прибыль здесь и сейчас. Образно этот феномен объяснил руководитель одного из крупных промышленных предприятий: «Вот есть у нашего капиталиста выбор: купить экскаватор, который за час выкопает 100 кубометров земли, или нанять миллион гастарбайтеров, которые эту яму лопатами будут копать. Если комбайн стоит миллион, а миллион гастарбайтеров — рубль, то он наймет гастарбайтеров. Даже в том случае, если стратегически — в смысле конкурентоспособности и качества выполняемых работ — хороший экскаватор окажется лучше».

В условиях кризиса предприятия тем более побоятся вкладывать деньги в новые проекты и технологии. Вся надежда на государство, которое может в рамках объявленной стратегии частно-государственного партнерства помочь с реализацией каких-то проектов. Минфин уже продекларировал, что готов «распечатать» стабилизационный фонд и вложить часть денег в том числе в поддержку российского бизнеса. Впрочем, по мнению бизнесменов, вопрос не в том, откуда государство возьмет деньги, а в том, насколько эффективно оно их будет расходовать.

Мест, где эти деньги ждут, масса. «Лично для меня ключевым показателем того, что государство перешло к активной политике госрасходов, будет начало реализации программы “Урал промышленный — Урал полярный”, — заявил нам Дмитрий Новоженов. — Сейчас на Центральном Урале есть серьезная промышленная база, прежде всего металлургическая, но полностью истощились запасы некоторых видов сырья. Нужно проложить большую железную дорогу — порядка двух тысяч километров, — чтобы добраться до месторождений на Полярном Урале. Например, российская промышленность не имеет своего марганца, а там он есть. Там есть кварц, много леса, абсолютно невостребованного, который там никто никогда не рубил. Предполагается, что государство построит дорогу, а частный капитал вдоль этой дороги — горно-обогатительные, целлюлозно-бумажные комбинаты». Проект обсуждается много лет, местные власти уже заключили предварительные инвестиционные соглашения с частными компаниями почти на 200 миллиардов рублей, но госфинансирование на строительство дороги пока не поступило. Хотя, как отмечает Дмитрий Новоженов, «если бы мы осуществили этот проект и еще построили несколько ответвлений от БАМа в сторону крупных месторождений, проблемы ресурсных ограничений в металлургии, которые накопились за годы восстановления экономики без освоения новых месторождений, у нас были бы решены».

Позволит ли себе государство в условиях нынешнего кризиса финансировать подобные проекты? Большой вопрос.

Кто пострадает?

Следующие жертвы экономического кризиса — мелкий и средний бизнес. Пока они еще не прочувствовали все его последствия. Но это только потому, что за последние годы они научились существовать почти автономно от государства.

— Как вам работается в условиях нынешнего кризиса?

— А что, у нас еще какой-то кризис?

— А вы не заметили?

— По-моему, кризис у нас как в 90−е годы начался, так и не прекращался…

…Не подумайте, что мы говорили с неудачником. Наоборот, через несколько минут разговора с Юрием Рошкованом, главой сельхозпредприятия в Ростовской области, выяснилось, что теряет он деньги только на «своих свинюшках», а вот коровки, парники и засеянные поля дают его хозяйству до 100% рентабельности. Но из того же разговора стало понятно, что такие прибыли — скорее аномалия и получаются они не столько благодаря, сколько вопреки обстоятельствам.

Это общая тенденция: все, кто занимается в нашей стране реальным производством, не спешат впадать в депрессию. На них нынешний кризис пока не отразился — они и так каждый день борются с обстоятельствами, многие из которых вполне можно квалифицировать как кризис. Это происходило все последние годы, когда локомотивом экономики признали сырьевые компании, а на развитие промышленного производства, малого и среднего бизнеса внимание обращали значительно меньше, чем оно того заслуживало.

Увеличились проценты по кредитам. Вы думаете, малый бизнес это заметил? Нет, потому что на этот источник развития бизнеса он и раньше не рассчитывал. «Раньше было тяжело, и сейчас тяжело, — особо не переживает по этому поводу владелец небольшой пекарни в Нижнем Новгороде Валерий Градобоев. — Поэтому нельзя сказать, что ставка выросла и нам стало значительно хуже».

Существует государственная программа, по которой малым предприятиям из госбюджета компенсируется часть процентной ставки по кредитам. Но из мелких предпринимателей ей мало кто пользуется — проценты все равно большие, да и кредиты краткосрочные, а условия их выдачи жесткие. «Чуть ли не душу нужно заложить», — пошутил один знакомый бизнесмен. А Валерий Градобоев вспоминает, как еще до кризиса 98−го года, не имея своего дела, работал в пекарне в Германии и понял, что такое государственная поддержка: «Основатель пекарни получил кредит в 1945 году, сразу после войны. Когда я там работал, он уже умер, в пекарне работали его сын и внук и продолжали выплачивать этот кредит, но это совершенно не влияло на их прибыль и развитие, потому что ставка по кредиту была один или два процента годовых. Если бы у нас была возможность получать такие же долгосрочные кредиты на таких же условиях, у нас была бы такая же уверенность, как в Европе».

— Сейчас для малого и среднего бизнеса брать большие деньги в кредит все равно что камень на шею вешать, — уверен Юрий Рошкован. — Одно дело, когда у вас по балансу 100 миллионов рублей проходит и вы берете кредит 25 миллионов — это куда ни шло: вы всегда можете где-то как-то подстраховаться. Но когда вы берете кредит, в три раза превышающий баланс, это… — Юрий даже слов не находит, только разводит руками.
— И как вы без кредитов обходитесь?

— А замечательно. Знаете почему? Потому что я занимаюсь не просто сельским хозяйством, а технологиями. Отсюда и рентабельность.

— Что за технологии?

— Энергосберегающие, к примеру. На одной солярке я экономлю огромные деньги. Если раньше я использовал 600 тонн каждый год, то сейчас — только 300. Вот люди рядом со мной пашут каждый год, а я шесть лет уже не пашу. Все плуги, культиваторы как закрыл в ангаре несколько лет назад, так и забыл про них. Вместо этого купил в Канаде и Германии по спецзаказу сеялки прямого сева.

— И растет?

— У меня все растет. Даже в засуху. Технологии! В чем наша главная проблема? В том, что мы бездумно продаем свою нефть, газ. Взамен надо получать не эти доллары, ничем не обеспеченные или «обеспеченные» только внешним долгом США, а брать оттуда технологии…

Тем не менее даже самым большим оптимистам из числа владельцев малого и среднего бизнеса приходится обращать внимание на нынешний кризис. Не на кредиты, так на инфляцию. Она поднимает цены на сырье, она же заставляет прислушиваться к своим работникам, которые все настойчивее просят денег.

— Весной было очень сложно, — рассказывает Валерий Градобоев. — Вдруг оказалось, что в стране недостаточно хлебопекарного зерна, и цены на муку поднялись раза в полтора. До этого еще на электроэнергию, «коммуналку» цены выросли… К лету вроде полегчало, но теперь все возвращается на круги своя — поставщики сырья цены потихоньку повышают. Ну и самое главное: мои работники уже почувствовали на себе инфляцию и хотят повышения зарплаты. А цены на хлеб у нас в стране сами знаете, какое значение имеют. Они психологически… и не только психологически… удерживаются. Понятно, что скоро еще тяжелее придется.
Валерий уже примерно установил срок, когда это «тяжело» превратится в «очень тяжело», — начало 2009 года, когда снова вырастут цены на энергоносители и сырье. «До Нового-то года доживем. Я ведь так понимаю: энергетики чаще раза в год не имеют права цены поднимать», — говорит он с явной опаской в голосе — а вдруг не прав, и до конца года цена на свет все же поднимется.

Подушки безопасности

Премьер Путин на прошлой неделе уверял, что ни экономика, ни финансовая система не рухнут, поскольку на случай кризиса были предусмотрены «подушки безопасности». Что же это за механизмы? Судя по всему, он имел в виду, во-первых, золотовалютные резервы Центробанка, которые сейчас составляют $581 млрд, стабилизационный фонд и свободные средства госбюджета. Из всех этих «подушек» для поддержания экономики пока используется одна — бюджетные средства. То есть два других, более мощных механизма еще не задействованы. В этом пока нет необходимости.

Руководство Минфина и Центробанка уже заявило, что на поддержание ликвидности банковской системы выделит в ближайшее время 1,5 трлн рублей. Госкредиты получат Сбербанк, ВТБ и Газпромбанк, которые обязаны будут из этих денег кредитовать более мелкие банки, а те в свою очередь — предприятия. Предполагается, что такая мера позволит не разориться и мелким банкам, и промышленности.

Правда, сами банкиры к этому решению изначально отнеслись настороженно. Руководитель одного из банков так обрисовал ситуацию: «Кризис может позволить крупному бизнесу по дешевке скупать стремительно обесценивающиеся активы — если у тебя есть деньги, то на кризисе можно хорошо заработать. Нельзя сказать, что крупный капитал не радеет за родину. Просто сначала он прикупит что-нибудь для себя, а уж потом будет спасать — и спасет — финансовую систему страны. Хотите, называйте это логикой бизнеса, хотите — жадностью, но сути дела это не меняет. Примерно та же идеология стоит и за вливаниями Центробанком денег в крупные банки. Накачка их деньгами не обязательно принесет облегчение мелким и средним — до них деньги, как правило, не доходят. Получив деньги, крупный банк, по идее, должен кредитовать “младших” собратьев. Однако делать это “крупняки” не торопятся, отказываясь принимать имеющиеся у малых банков ценные бумаги в качестве обеспечения кредита. Мол, рынок сейчас падает, и нам такой рискованный залог не подходит. Их логика понятна: топя малые и средние банки, они понижают их стоимость и, значит, впоследствии могут приобрести неплохие активы за смешные деньги».

Первый пример применения такой тактики уже есть: по данным из банковских кругов, ВТБ ведет переговоры о покупке Связь-банка, который оказался на грани банкротства. Большая часть его долгов образовалась как раз в результате кризиса на межбанковском рынке. Руководство Связь-банка хотело решить проблемы, получив кредит Центробанка, но это им не удалось.

«Услышав» недовольство средних и мелких банков, Центробанк сделал еще один ход — уменьшил процент резервирования средств банков на счетах ЦБ. В итоге банки получат как минимум 300 млрд свободных средств. Кроме того, Дмитрий Медведев распорядился выделить 500 млрд рублей на поддержание фондового рынка в этом и следующем году (подробнее о мерах правительства по поддержке финансовой системы — см. справку на этой же странице).

Таким образом, общими усилиями правительство и Центробанк, похоже, выведут фондовый рынок из пике. Однако наемные работники вряд ли могут рассчитывать на прежние темпы увеличения зарплат. Кроме того, руководство предприятий, вероятнее всего, постарается сэкономить на издержках и избавиться от мало мотивированных к труду работников. В такой ситуации лучше всего воздержаться от поиска нового, более привлекательного места работы: достойных вакансий станет меньше, а покидать прежнюю работу — рискованнее.

Благодаря деньгам правительства и Центробанка ситуация на бирже стала на этой неделе спокойнее. Наверное, наши фондовые рынки побросает еще из стороны в сторону, но это не проблема — «дефолта», такого, как в 1998 году, не будет. Однако это еще только начало. Самое интересное в нашей экономике будет происходить, вероятно, в течение ближайшего года: либо она выйдет из кризиса обновленной и более современной, по дороге избавившись вместе с шальными деньгами и от неэффективных компаний, либо не справятся даже те предприятия, которые накануне кризиса были, казалось, готовы к рывку, к переходу на новый уровень, активно инвестировали в развитие. И тогда нам останется только жалеть об упущенном шансе построить не только сырьевую экономику, но и мощную страну.