Россия. Вторая волна кризиса вполне реальна

Насколько вероятна вторая волна кризиса и обладает ли Россия четкой программой выхода из него – на эти и другие вопросы «Yтра» отвечает член Общественной палаты РФ, вице-президент Российского союза промышленников и предпринимателей, председатель правления Института современного развития Игорь Юргенс.

"Yтро": Сегодня много говорится о том, что нас ожидает вторая волна кризиса. Вы с этим согласны?

Игорь Юргенс: Сегодняшний мировой кризис во многом обусловлен тем, что уровень потребления и запасов настолько велик, что может напоминать классический кризис перепроизводства 1929 — 1931 годов. Пока эти запасы не придут в соответствие с уровнем потребления и уровнем производства, кризис не рассосется. Если американская экономика быстро откликнется на пакет Обамы, начнет давать заказы Европе, которая, в свою очередь, будет давать их нам, ОПЕК сожмет квоты и нефть подрастет, тогда мы действительно сможем сказать, что самое плохое миновало. Но антикризисные меры, предпринятые Обамой, не успевают по времени. Они должны пройти Конгресс, попасть в экономику, заработать и так далее. Я не придаю какого-то чрезвычайного значения американской экономике, но все-таки это 1/5 экономики мировой, большой интеллектуальный ресурс и штаб многих событий, поэтому мы начинаем именно с нее. Если она не успеет откликнуться на антикризисные меры, то у нас можно будет ждать дальнейшего падения производства, сокращения занятости и соответствующих социальных последствий. Наиболее жесткие из них удастся преодолеть благодаря резервам, но резервы не бесконечны. Есть прогнозы сокращения ВВП на 10%, возрастания безработицы до десяти миллионов. Все это тяжелые испытания, но страны это проходили. Ответ на это – секвестр бюджета, сокращение трат государства, новая социальная политика и соответствующие новые политические призывы. Такие действия будут оправданными, если наступит вторая волна кризиса.

Однако, если она нас застигнет, мы опять столкнемся с проблемой неплатежей. Один из актуальных вопросов: как банки могут понять, кому выдавать кредиты, а кому нет? Для этого необходимо точно знать все балансы предприятий, надо угадывать, какие из них смогут выйти из кризиса, а какие обанкротятся. В этом случае, если мы стабилизируем собственную валюту и начнем понимать долгосрочные перспективы тех или иных отраслей, все будет хорошо. Если нас все-таки застигнет вторая волна, то первой ее жертвой могут стать опять-таки банки. На этот случай правительство предпринимает меры, предполагающие наличие достаточно капитализированных опорных финансовых институтов в количестве 50 — 60, с которыми совершенно точно ничего не случится. И это правильная политика.

"Y": Чем объясняется беспрецедентный уровень затрат на борьбу с кризисом?

И.Ю.: Я считаю, что они были эффективны, потому что помню 1998-й и предшествующие годы. Если треть запасов потрачена на то, чтобы помочь финансовому рынку, сохранить банковскую систему, не уронить торговую и строительную отрасли и каким-то образом заставить функционировать социальную сферу – это большое достижение. Да, меры беспрецедентные, но и кризис тоже беспрецедентный, и российская экономика очень молода. Возможно, этот процесс можно было сделать более экономичным, но я повторю: опыта по спасению страны от такого кризиса никто никогда не имел. Поэтому тактические меры правительства я считаю адекватными.

"Y": И все же многие эксперты утверждают, что четкой программы выхода из кризиса в России не существует. Согласны ли вы с этим?

И.Ю.: Нет, есть абсолютно четкая программа. Возможно, она не освещена так хорошо, как хотелось бы, но я слышал о ней еще в октябре прошлого года. С нами (РСПП – ред.) советовались, проводился отраслевой анализ, определялись предприятия, которые взрывоопасны с социальной точки зрения. Было проявлено много логики, работоспособности и интеллекта. К тактическим шагам правительства у меня могут быть некоторые замечания, но в общем и целом программа абсолютно нормальная. Стратегия, что будет на выходе из кризиса, пока не ясна и не обсуждается, хотя, возможно, пора к этому приступать.

"Y": Целесообразно ли, на ваш взгляд, создание „плохого банка“ и перемещение в него всех бесперспективных активов российских банков?

И.Ю.: Наши регуляторы рассматривали подобную практику на Западе и приступили к ее адаптации в России. На мой взгляд, пока выбран серединный и более здравый путь. Банки, приняв на себя все кредитные и остальные риски, всегда обладают и плохими активами, и хорошими. ЦБ располагает достаточным количеством специалистов, чтобы оценить каждое из этих финансовых учреждений. И каждое из них они оценивается индивидуально. Например, берется банк, по которому видно, что он уже на краю банкротства. В нем есть часть хороших активов, связанных с депозитами граждан, и их интересы, в первую очередь, необходимо защищать. Депозиты передаются банку, у которого подобных проблем нет. В свою очередь, стрессовые активы реализуются по любой цене. Таким образом, санация идет не по пути создания одного банка „плохих активов“, а по пути распределения „хороших активов“ между рядом надежных банков, проверенных ЦБ. Это первое. Второе, что предлагается сделать, – создать фонд стрессовых активов. То есть такие активы изымаются из „хороших“ банков, которые полностью отвечают по своим обязательствам перед вкладчиками и могут продолжать кредитовать, и передаются в соответствующий фонд. Он, в свою очередь, выходит на фондовый рынок и по низким ценам, возможно с передержкой, эти активы реализует. Со временем некоторые из таких активов, „отлежавшись“, вполне могут представлять из себя какую-то ценность. Вот таким путем идет ЦБ, и мне кажется, что это здравая позиция.

"Y": Считаете ли вы эффективной плановую девальвацию рубля, проведенную Центробанком?

И.Ю.: Я исхожу из формальной логики: если людям была дана возможность спасти свои деньги, то это правильно. Начиная с сентября, стало абсолютно очевидно, что наш баланс не выдерживает такого уровня обменного курса. Людям, даже самым неопытным с точки зрения распоряжения своими деньгами, дали минимум три — четыре месяца для того, чтобы подумать и определиться с тактикой поведения. Кто-то немедленно конвертировал свои рубли в валюту и положил в банк. Кто-то спрятал в сейф, перевел на Запад, вложился в то, что сам считает надежным и долговременным активом и т.п. И эта плавная девальвация, дойдя естественным путем до предела 41 рубль, остановилась, как и предсказывал ЦБ. Я считаю, что это самый рыночный и естественный путь. Потому что в противном случае те же люди, которые сейчас обвиняют ЦБ и правительство в том, что они делали это плавно, сказали бы: „Уронили, разворовали и увезли!“. Поэтому я оцениваю меры именно с точки зрения отсутствия паники – это раз, и предоставленной людям возможности спланировать свое собственное финансовое будущее – это два. И я считаю, что меры были приняты верные и от них, безусловно, больше пользы чем вреда. Оценка мер – это настроение граждан. А оно тревожное, но не катастрофическое, как в 1998-м году.

"Y": Восе мнадцатого марта ФРС США фактически объявила о начале эмиссии триллиона долларов. Как вы оцениваете последствия этого шага?

И.Ю.: США действуют эгоистически, но под эмиссию таких сумм они выпускают государственные казначейские облигации, которые будут покупать. Американцы ответственные люди, они не просто вливают деньги, провоцируя инфляцию. Они выпускают облигации под доверие к своей экономике и длинному инструменту. Поэтому эти деньги незамедлительно скупаются китайцами и теми, кому нужно поместить деньги в более надежных активах. В этом смысле Америка ведет себя эгоистично, но ответственно. Например, на наши очень хорошие, но недооцененные активы денег не найдется, потому что к нашим биржевым инструментам нет доверия. И, хоть меня некоторые и критикуют, я считаю, что это проявление своего рода финансового протекционизма, когда США спасают американскую систему, но в то же время лишают ликвидности весь остальной мир. Но, если мы начнем закрываться друг от друга, появится взаимное недоверие, протесты. Возникнет нечто такое, что в свое время привело ко Второй мировой войне. А взаимопомощь – это один из способов решения глобального кризиса. Что касается России, то ей от эмиссии в США ждать ничего. Мы не покупаем эти активы.

"Y": Выход России из кризиса будет обусловлен возобновлением цен на углеводороды или поможет что-то еще?

И.Ю.: Хотелось бы, чтобы это был только один из моментов. Это, конечно, очень важно, потому что от цен на нефть зависит бюджет. Есть те, кто говорит: слава богу, пока цены низкие, это заставит крутиться бюрократию, законодателей. Начнется поиск инновационных методов выхода из кризиса, помощь передовым отраслям и т.п. Но это очень жесткий путь, который, я боюсь, плохо скажется на бедных слоях населения. Поэтому, конечно, реформированием надо заниматься, но, если бы баррель подрос до $60 — $70, нам было бы легче переносить этот кризис и справляться с целым рядом острых социальных проблем. Я за такое решение вопроса, но это, увы, зависит не от нас. Все эти переменные величины – они вне пределов РФ, поэтому мы можем только пытаться их угадать или спрогнозировать, а влиять на них мы не можем.