Казахстан включился в мировой процесс перевода нефтяных активов под национальный контроль. Меры по огосударствлению казахстанской нефтянки достаточно сдержанны и не отпугивают инвесторов, но сам процесс передела активов носит непрозрачный характер и не подконтролен обществу
Резкий рост стоимости сырья на мировых рынках стал одной из основных причин того, что страны, богатые сырьевыми ресурсами, начинают вести себя все более независимо, ужесточая условия доступа зарубежных инвесторов к своим запасам, в частности нефти и газа. Тенденция усиления контроля государства над нефтегазовым сектором экономики носит глобальный характер. По всему миру правительства, пытаясь максимизировать выручку от продажи природных ресурсов, меняют условия инвестиций в нефть и газ для иностранных компаний на том основании, что они не получают справедливую долю прибылей.
В результате добыча углеводородов все в большей степени контролируется огосударствленными гигантами. Это либо единые национальные нефтяные компании, наподобие саудовской «Арамко», либо госкомпании, которые при прямой административной поддержке государства поглощают частный бизнес и выходят на ведущие роли. Это явление, получившее на Западе название «ресурсный национализм», не представляет собой ничего нового.
«Ресурсный национализм» можно было наблюдать на протяжении всего прошлого столетия: и в 30−е годы, когда Мексика национализировала свою нефтедобывающую промышленность, и в 60−е, когда началось вытеснение транснациональных корпораций с Ближнего Востока. Его проявления имели место в 70−х годах, в 2000−х начался новый всплеск. Так, в начале 2007 года президент Венесуэлы Уго Чавес подписал декрет о национализации углеводородных месторождений в бассейне реки Ориноко. Но в действительности к национализму, тем более ресурсному, это не имеет никакого отношения.
К примеру, в Норвегии общая доля государства в доходах от нефтегазовой деятельности (получаемая в виде налогов и через участие государства в добывающих компаниях) составляет около 93%. Однако никто не упрекает ее в «ресурсном национализме». Более того, Норвегия считается страной, нашедшей баланс между высокой государственной отдачей от неф-тегазовой деятельности в национальной экономике и поддержанием активного интереса как крупных международных, так и мелких иностранных и национальных нефтяных компаний.
Природные ресурсы (в частности, недра) составляют исключительную собственность государства, поэтому речь может идти только о восстановлении ресурсного суверенитета. Богатые природными ресурсами страны становятся богаче и меньше зависят от иностранных инвесторов, полагает сотрудница канадского Центра по изучению Латинской Америки Аннет Хестер: «На наших глазах происходит возрождение национальных компаний, которые сами инвестируют в свой бизнес. Именно эти компании разрабатывают сейчас самые крупные нефтяные месторождения в разных странах мира. Так что государственный сектор становится все более решительным и мощным по сравнению со свободным рынком».
Не стал исключением и Казахстан, в котором также начался процесс возврата государством утраченных в 90−х годах прошлого века позиций в сырьевой сфере. Однако события последних лет позволяют сделать вывод, что оценка действий иностранных компаний по реализации проектов в Казахстане не делается регулярно и, главное, беспристрастно. Складывается впечатление, что чиновники в ожидании команды сверху «до поры до времени» не замечают нарушений иностранными компаниями принятых обязательств по разработке недр, но потом хором набрасываются на жертву. Процесс перераспределения активов в пользу государства носит закрытый характер, не контролируется обществом. И не всегда становится понятным, кому в конечном итоге удается поймать рыбку в мутной воде передела собственности.