Банки в Украине Всё о финансах и экономики
Правительство России выставило на обсуждение различных политических и общественных организаций и научно-практических интеллектуальных сфер свою программу антикризисных мер на 2009 год.
Дискуссии развернулись и на собраниях, и в прессе, а характер таких дискуссий, и главное, их идейное наполнение, позволили выявить много интересного, что, вероятно, потребует осмысления.
Начну издалека: порой в сочинениях исторической направленности встречается словосочетание «историческое время», дескать, различные государства в один и тот же момент времени физического могут находиться в различных исторических периодах и эпохах по своему социальному, политическому, культурному уровню и цивилизационному состоянию.
По-видимому, это так. Но тогда, вероятно, и экономические уклады могут соответствовать в каждый отрезок реального времени в различных государствах различным «историческим временам», или, может быть, отдельные сферы и отрасли экономик этих государств могут соответствовать разным историческим временам.
Если же мы попробуем выстроить некую умозрительную «шкалу экономики» различных «исторических времен», чтобы построить некие «гомологические ряды», то за основу такой шкалы, естественно, следует принять до 1918 года экономику Великобритании, а после Первой мировой войны — экономику США, как самой передовой экономической державы. Как говорил президент Кулидж: «задача Америки — это заниматься бизнесом».
Разработав подобную шкалу для анализа периода с 1918 по 2008 год, можно попробовать оценить не только развитие отдельных отраслей экономики различных стран в соответствующие отрезки времен в сравнительно-сопоставительном ключе, а скорее даже, определить общие параметры укладов их экономики, которые всегда отражаются в идейном наполнении дискуссий и в стиле мышления руководителей бизнеса и государства, а также экспертов, аналитиков и ученых-экономистов.
Давайте же мысленно построим такую шкалу и попробуем «приложить» к ней современную Россию, чтобы найти ее «историческое время», в сопоставлении с периодами развития экономики и, конечно же, экономической мысли в США. И в этом нам поможет развернувшаяся в стране дискуссия по правительственной программе выхода из кризиса.
На такой «американской шкале» мы сразу же можем отметить несколько точек и поставить рядом с ними цифры, означающие годы: 1920, 1929, 1981, 2008, которые отмечают начала и концы определенных периодов:
— 1920 — 1929 годы («индивидуализм», экономический эгоизм, социальный дарвинизм, минимальные ограничения рынка и уход государства из экономики, «бездействие» Кулиджа и Гувера);
— 1930 — 1980 годы («новый курс» Рузвельта-Трумена, «великое государство» Кеннеди-Джонсона, «государство общего благосостояния», дирижизм, административное регулирование рынков, государственные изъятия, интервенции в экономику и массивные социальные программы);
— 1981 — 2008 годы («рейганомика», сокращение налогов, освобождение рынков от ограничений, монетаризм, экономическое либертарианство, вовлечение бизнеса в социальную сферу («бумажная» ипотека), отход государства от непосредственного участия в экономической деятельности).
При этом экономическая идеология каждого из этих периодов хорошо известна, известен и характер дискуссий в экспертной среде в эти периоды.
Находясь на экономических совещаниях, в различных солидных структурах Москвы и Российской Федерации, на форумах общественных и политических сил, читая специализированные СМИ, я не могу отделаться от иллюзии, что меня «занесло» в другое историческое время, что я оказался во времена моей ранней молодости, в 50х — 60-х годах прошлого столетия.
Везде слышно: планирование и территориальные схемы, тарифы, ограничения, государственные вливания, регулирование финансового рынка, создание рабочих мест, социальные программы, образование, медицина, общественные работы и многое другое, что американцы слышали со времен Рузвельта, когда методом проб и ошибок искали выход из депрессии, до времен Никсона, когда государственное регулирование экономики достигло максимума в США. Исходя из идей и мнений, прозвучавших в обсуждениях, становится похоже, что «среднее историческое время» компетентных российских специалистов составляет по американской шкале 50-е — 60-е годы: прекрасные для США годы формирования «государства всеобщего благоденствия». И вот на этом полном оптимизма отрезке исторического пути середины прошлого века, который мы проходим сегодня, по нам больно ударил кризис развитых экономик 21 века, что не может не вызывать крайнего раздражение в наших политических и экономических кругах.
Но если отвлечься от огорчений, то это же очень интересно: у нас есть возможность не только виртуально, мысленно, но и вполне земно, реально прожить экономический и политический период индустриального развития мировой цивилизации дважды: один раз в свое физическое время с одной стороны «железного занавеса», и в другой раз, через 50 лет, как бы с другой стороны, «в мире наживы и чистогана», как говорили некогда в СССР.
Если отбросить лирику, то это означает, что сегодня основные, определяющие нашу жизнь секторы экономики соответствуют уровню развитого индустриального общества Запада середины прошлого века, того общества, которое, с одной стороны, активно развивало социальные программы и формировало «средний класс», и, с другой стороны, устанавливало господство в экономике большого бизнеса и закрепляло социальное неравенство, когда один процент населения США владел примерно четвертой частью всех богатств страны.
В это же физическое, реальное время, во время Хрущева, дисгармоничная, централизованная, низкоэффективная и милитаризованная экономика СССР, тем не менее, демонстрировала черты развитого индустриального уклада. К тому времени был осуществлен ряд инновационных и инфраструктурных проектов, создан огромный потенциал обрабатывающей и добывающей промышленности, развернуты, пусть несовершенные, но все же значимые социальные программы и создана система политехнического образования (при этом потребительский рынок, сфера услуг и сельское хозяйство демонстрировали слабость и отсталость).
Но в «период застоя» мы уже продвигались вперед лишь «черепашьими» шагами, а перестройка и социальная революция 1990-х годов невольно отбросили нас назад, что и вызвало сегодня наше отставание от США в основном экономическом укладе лет на 50 и определило, как характерные для этого уклада формы как нормального поступательного развития в 2003 — 2008 годах, так и формы выхода из кризисной ситуации, куда нас вовлекла мировая торговля и международное разделение труда.
Однако в этой ситуации просматриваются не только минусы, но и известные плюсы такого «догоняющего развития» России.
Так, в 1990-е годы, с созданием в условиях «нового либерализма» постиндустриальной инновационной структуры экономики США, множество трудоемких производств было перемещено в Юго-восточную Азию, в первую очередь, в Китай. При этом перемещение ресурсоемких (материалоемких и энергоемких) производств задержалось по ряду причин, из которых не последнее место занимали как наличие собственных значительных природных ресурсов в самих США, так и огромная лоббистская активность «капитанов» традиционной индустрии в политической системе США.
Нынешний кризис неизбежно снова поставит вопрос о перемещении тяжелой индустрии США, Японии и Западной Европы в страны, где имеется подходящая инфраструктура, природные и людские ресурсы. И в этом смысле наша Россия, «застрявшая» со своей индустриальной экономикой в ином «историческом времени», является уникальной, и может быть, единственной подходящей для этого страной. Китай и так уже «впитал» в себя множество трудоемких производств, на которых и создал свою гигантскую экономику. Переводить туда тяжелую индустрию опасно для Запада и не выгодно: с одной стороны, можно вырастить гигантского конкурента, дать ему возможность создавать вооружения и быть гегемоном, а с другой стороны, в Китае нет достаточного количества природных ресурсов и технически образованных кадров среднего и высшего звена. Отсутствие кадров и инфраструктуры сдерживает перемещение такого рода производств также в Индию, в страны Индокитая и Латинской Америки. Россия, и, в несколько меньшей степени, Украина, Белоруссия и Казахстан, выглядят с экономической точки зрения наиболее привлекательно сегодня.
Следовательно, если мы проявим разум и политическую волю, то сможем повторить на новом этапе «китайский путь», однако, вместо производства товаров широкого потребления стать мировым производителем продукции тяжелой индустрии (прокатные станы, печи, кабели, турбины, горнодобывающие машины, строительная техника, морские и речные суда, трубы, тяжелые грузовики, рельсы, локомотивы, вагоны и многое другое). Не «мировым пошивочным цехом», а «всемирной кузницей и мастерской».
В этой связи развитие железнодорожного транспорта и энергетики, добывающей промышленности для нас сегодня должно быть приоритетом, который вытекает, как из нашей внутренней логики развития, так и из мирового разделения труда и возможного перемещения производств. Тогда мы можем стать не только экспортером природных ресурсов и полуфабрикатов, оставаясь при этом страной «сырьевой периферии», а также крупнейшим экспортером дорогой тяжелой техники, оборудования и промышленных материалов, равно как и местом сосредоточения мировых инвестиций. Нам остро необходимо укрепить наш «индустриальный хребет», доставшийся нам от СССР, и дать ему «обрасти мясом» современных производств. В этом случае наша экономика, ориентированная на тяжелую промышленность, обретет устойчивость и достаточно стабильную доходность, хотя и станет повышенно чувствительной к мировым кризисным явлениям (у всякого положительного явления есть отрицательные стороны).
И вот здесь просматриваются четыре проблемы, которые мы должны будем решить (причем их решать придется в любом случае, даже если к нам и не придет мировое производство тяжелой техники и оборудования).
О первой говорилось не раз: это энергетика. О какой собственной промышленности мы сможем говорить, будучи завязаны на экспорт нефти, газа и металла. Надо плавно переориентировать эти отрасли на внутренний рынок и ввести режим экономии энергетических ресурсов.
Вторая проблема — это энергетическая и транспортная инфраструктура. Нам нужны железные и автомобильные дороги, электростанции и «новая энергетика», и соответствующие строительные мощности.
Третья проблема касается «миноритарного» сектора экономики, живущего еще сегодня по законам раннего индустриального периода развития общества, в котором основные стоимости создают торговый капитал, простые и трудоемкие мелкие производства, примитивная сфера услуг, коммунальное хозяйство и аграрный сектор. «Удавка» этого уклада экономики тянула назад и царскую Россию, и СССР, но в настоящее время она, хоть и не представляет опасности, но настоятельно требует внимания. Направить сюда средства означает и создание нового товарного потенциала за счет аграрного бизнеса, и сокращение государственных расходов, и создание рабочих мест, в том числе в сфере малого предпринимательства.
И, наконец, инновации и интеллект, новые передовые технологии, системы связи, коммуникаций, компьютеры, космос, авиация, технологии двойного назначения. Здесь мы, с одной стороны, находимся по отдельным позициям на уровне Запада, вполне конкурентоспособны на мировом рынке, с другой стороны, имеем огромный потенциальный внутренний рынок, а в третьих, обладаем ресурсом «скрытого протекционизма» (иностранные компании в сфере высоких технологий жалуются, что у нас трудно работать).
Мне не раз приходилось писать о том, что Россию может ожидать в 21 веке судьба Индии, Польши и Венесуэлы, а точнее, некая «гибридная судьба», проявляющаяся в соединении тенденций развития этих стран.
Венесуэла добывает в своих тяжелых песках нефть, стоимость добычи и транспортировки которой превышает 30 долларов США за баррель. Скоро и мы придем к тому, что у нас останется только дорогая нефть, которую нефтегазовые лоббисты, государственные экономисты и бюджетные популисты будут заставлять нас хищнически добывать в максимальных объемах и продавать на Запад. Потом наши внуки расплатятся за это и обвинят нас, и есть за что. Необходимо одуматься и заняться сдерживанием экспорта, производством альтернативного топлива и электроэнергетикой.
Другое направление, как в Польше, аграрный сектор, ширпотреб невысокого качества, ниже среднего качества сфера услуг. Россиянин неприхотлив, ему не много надо. Кончится нефть, придется замещать китайский ширпотреб своим производством, вот тогда все у нас «будет как всегда». Конечно, такое развитие, это тоже неплохо, но для Словакии или Польши, для Литвы или Молдовы, но как-то это слишком мало для России.
И третье направление — Индия, где основной уклад экономики соответствует индустриально-аграрному типу начала прошлого века, но при этом существуют отдельные современные производства и инновационный сектор экономики, в котором задействованы всего несколько процентов городского населения, местная техническая элита. На останках советской науки можно что-то такое создать и у нас: несколько очень передовых российских инвестиционных компаний в этом направлении уже сегодня активно работают, пока государство, в основном, проводит совещания.
А вот если задействовать потенциал индустриальной и ресурсной инфраструктуры России, а также и ее человеческий потенциал в рамках международного разделения труда, то это позволит и остановить растрату природных ресурсов, и развить современную энергетику, и «вдохнуть силы» в аграрный сектор, поддержать торговлю и малый бизнес, и, наконец, начать разрабатывать и внедрять «по всему фронту» новые технологии 21 века на основе международной кооперации, перейти в стадию постиндустриального развития, используя, в первую очередь, постоянно растущий в условиях такого развития страны платежеспособный внутренний спрос на отечественную наукоемкую продукцию и выходя с ним на мировые рынки.
