Анатомия мирового финансового кризиса

Нынешний финансовый кризис наглядно иллюстрирует непривлекательную сторону глобализации. Да, последние двадцать лет отсутствия барьеров для торговли и потоков капиталов стимулировали глобальный бум, который обеспечил беспрецедентное развитие большинства стран мира. Однако, эти выгоды имеют свою цену – риск глобального экономического спада. И сейчас, когда мы находимся в состоянии глубокого экономического коллапса, никто не знает ни как вытащить нас из него, ни как долго он продлится, ни как распределить бремя восстановления.

Слабым звеном цепи глобализации были США, что забавно, поскольку США также были основным архитектором этой системы и ее основным бенефициаром (лицом, получающим основную выгоду). Как объясняет в своей новой книге «Стабилизация мировой экономики» (2008) обозреватель «Financial Times» Мартин Вульф – США играли центральную роль поставщика долларов, питавших глобальный бум, и выступали в качестве основного заемщика, поглощая огромное количество сбережений, накопленных Китаем, Японией и нефтедобывающими странами-экспортерами, такими, как Россия.

Экономисты не в состоянии объяснить, почему Китай сделал столь много накоплений за последние два десятилетия, а потом инвестировал эти деньги не в научно-технические разработки или стимулирование внутреннего потребления, но в американские долгосрочные казначейские обязательства и в ипотечные закладные. Китай продолжал инвестировать в Штаты, несмотря на низкие процентные ставки и падение доллара (который потерял 25% своей стоимости в течение последних десяти лет). Последнее означало, что фактическая ставка дохода была равна нулю или даже была отрицательной.

Экономисты предполагают, что в поведении Китая должна быть какая-то рациональная логика. Возможно, китайское правительство верило в то, что их модель экономического развития работает, и они не хотели нарушать баланс, ослабляя контроль и разрешая свободный рынок внутренних инвестиций. В Китае слабо развита банковская система, весьма неопределенные права собственности и коррумпированные госслужащие – так что был велик риск того, что более свободные внутренние финансовые рынки приведут к экономическому хаосу и общественным беспорядкам.

Конечно, Китай был в этом не одинок. Япония, Россия и другие страны также делали значительные инвестиции в американские ценные бумаги. В случае стран-экспортеров нефти, логика ясна – изолировать излишек доходов, когда цена нефти становилась слишком высока. Япония и европейские страны, такие как Германия, инвестировали в долгосрочный потенциал экономического роста США, обладающие растущим молодым населением и технологически инновационной предпринимательской экономикой.

Парадоксально, когда наступил кризис, инвесторы ответили на это тем, что постарались обналичить ценные бумаги развивающихся рынков (зафиксировать прибыль на развивающихся рынках) и отправились в «тихую гавань» американского доллара – даже несмотря на то, что в долгосрочной перспективе единственное возможное решение – снизить зависимость глобальной системы от США. Это значит, что доллар должен упасть в целях уменьшения американского внешнеторгового дефицита и приведения американского потребления в соответствие с производством.

В действительности, данная система позволяет США «экспортировать» свою стабильную политическую систему и надежные экономические институты, в то время, как Китай и Россия, соответственно, отдают на откуп внешним силам создание собственных политических и экономических институтов. Политическая система Америки обладает глубокими изъянами – от нерепрезентативности ее демократии до невозможности обеспечить всеобщее здравоохранение или сделать что-либо с глобальным потеплением. Однако, система обладает народной поддержкой и чрезвычайно стабильна, действуя в рамках одной конституции уже 200 лет. Избрание Барака Обамы – это поразительный пример способности системы к самообновлению.

В условиях этих глубоких и труднообъяснимых структурных шаблонов, трудно представить себе, как бы мог текущий кризис, каким бы жестоким он ни был, привести к созданию новой международной финансовой архитектуры. Если правительственные меры по борьбе с кризисом и программы стимулирования преуспеют в восстановлении роста, что же произойдет дальше?

В отличие от структуры, возникшей в результате Бреттон-Вудского соглашения о послевоенной валютной системе, принятого в 1944 году, современная система не является результатом явных соглашений мировых лидеров. Она появилась как спонтанный результат комбинации эгоистических устремлений различных правительств, корпораций и инвесторов.

Таким образом, можно уверенно предсказать, что лидеры постараются восстановить существующую систему – несомненно, с большей степенью государственного регулирования для предотвращения злоупотреблений, таких, как субстандартные ипотечные займы и неконтролируемая торговля деривативами.

Едва ли можно предположить, что страны попадут в ловушку повышения протекционистских барьеров в ответ на общественное недовольство – 1930-е годы показали, что это путь к катастрофе.