G20: кризисное собрание акционеров

В этом году встреча «Большой двадцатки», по определению, должна быть ключевой для судеб мира. От этих двадцати лидеров впрямую завит судьбы мира и мировой экономики. Набор мер, которыми крупнейшие экономики пытаются выйти из кризиса, пока еще колеблется между жестким монетаризмом нелиберального образца и неокейнсианскими рецептами усиления роли государства.

Так как в основе нынешнего экономического кризиса – кризис финансовый, именно спасением финансового сектора и занялась двадцатка величайших деятелей современности. Более строгое финансовое регулирование – такой метод предлагается не впервые. Но он показателен самим фактом провозглашения: невидимая рука рынка, позволившая надуться гигантскому пузырю биржевых спекуляций и породившая кредитный бум по всему, миру, явно отступает на второй план. Хотя, возможно, и не навсегда.

Среди одной из базовых тем саммита – борьба с протекционизмом. Эту идею сочувствие премьер-министр Британии Гордон Браун, в вотчине которого и проходит встреча двадцатки. Браун призывает бороться как раз с тем естественным желанием отгородиться от влияния кризиса, которое демонстрируют, в первую очередь, экономики «второго мира» — СНГ, Южной Америки, Азии. Ограничение доступа товаров на внутренние рынки – прямой удар по принципам ВТО и неолиберальной системе, но именно эти принципы сейчас подвергаются пересмотру. Хотя ни Россия, ни Китай, к примеру, в автаркию уходить не собираются. Ни ресурсы России, ни ширпотреб Китая не могут приносить доход вне привязки к глобальной мировой экономики. Протекционизм явно будет проводиться почти всеми заинтересованными в этом державами в более или менее явной форме, несмотря на декларации о верности принципам свободной экономики.

Американская модель закачки в экономику огромных сумм денег также вряд ли является панацеей даже для развитых экономик западного типа. «Социализм» Обамы, увеличивающего государственные влияния в экономику, и фактически вернувшего государству статус главного регулятора валютного рынка, не приемлем для Европы. Евро – валюта, управляемая коллективным разумом, а разношерстность ЕС становится лишним камнем преткновения на пути такой политики, если бы она даже и была принята. Лишняя закачка денег способна обрушить экономики восточноевропейских стран, зависимые от своих больших соседей. Однако давления возможной инфляции могут не выдержать и гиганты западной Европы. В любом случае, запуск печатного станка приветствуется не всеми в ЕС, тем более что там до сих пор пытаются сражаться с кризисом монетаристскими методами старого нелиберального образца.

Интересную модель реформирования мировой экономики предлагает в Лондоне российский президент Медведев. Он переводит «стрелки» с экономических на территориальные аспекты. Россия выступает за создание «региональных фондов и механизмов финансирования, капитал которых формировался бы за счет средств стран того или иного региона». Москва имеет в виду излюбленные ею региональные «тусовки» в виде ЕврАзЭС, в которой она явно будет доминировать. В то же время, Россия борется за усиление своей роли в рамках МВФ. При этом она явно поминает, что вряд ли добьется желаемого ею перераспределения финансовых полномочий в пользу региональных ассоциаций. Поэтому она будет продолжать строить региональные ассоциации вне привязки к МВФ, при этом привычно рассуждая о необходимости создания многополярной экономики. Кроме того, Россия и примкнувший к ней в борьбе с засильем западного финансового империализма Китай выступают лоббистами крупных экономик стран «второго мира», призывая отказаться от уже существующих неформальных практик назначения на должности высших руководителей МВФ и Всемирного банка исключительно представителей американо-европейской элиты.

Украинского президента на саммит не позвали. Что, в принципе, понятно. Украина в силу внутриполитических разборок оказалась ныне дальше от транша МВФ, чем казалось сразу после Брюссельской декларации о ГТС. Потому, исходя из общей тенденции в кризисную эпоху уменьшать помощь слабым государствам, Украина может рассчитывать на кредит валютного фонда как на великую милость. Хотя не стоит говорить о том, что монстры мировой экономики полностью бросят вечных младших партнеров на произвол экономической судьбы. Об этом свидетельствует недавнее увеличение резервов МВФ на 500 млрд долларов и заинтересованность таких стран, как Китай и Россия, в его дальнейшей работе – но на реформированных принципах. Потому Россия и готова вложить в МВФ триллион долларов. Правда, допустят ли ее после этого к рычагам управления Фондом – вопрос риторический.

О помощи развивающимся странам говорят и такие авторитеты, как Джордж Сорос. Сорос считает, G20 должна увеличить объем средств, которые развивающиеся страны от Восточной Европы до Африки смогут брать в кредит у МВФ.

Итоговый документ саммита показал, что эра нелиберального монетаризма подошла к концу. Мировая финансовая система становится более централизованно управляемой. Франции и Германии удалось включить в итоговый документ принципиальное для них положение о том, что ни один финансовый продукт или инструмент, ни один участник мирового финансового рынка не останется вне контроля и системы регулирования.

Главы государств и правительств ведущих индустриальных держав мира также берут обязательства поставить под контроль крупнейшие хедж-фонды и осуществлять мониторинг их деятельности через специально созданное для этого агентство и Международный валютный фонд.

Одновременно в проекте заключительного документа содержится требование значительного увеличения финансовых ресурсов МВФ. Она может достичь уровня в 750 млрд долларов. Эти средства, в первую очередь, предназначены для стабилизации экономик развивающихся стран.

При этом в итоговом коммюнике указывается, что квоты на право голоса в МВФ будут изменены в пользу таких крупных игроков, как Китай.

Отказ от старой модели саморегулируемого рыночного капитализма не означает доминанты марксистских идей о примате государства. Мало того – нынешние меры, озвученные в итоговом документе саммита, вполне укладываются в излюбленную антиглобалистами теорию мирового заговора финансовых институций. Согласно такой интерпретации, кризис был стимулирован искусственно – как раз с целью прикрыть сугубо рыночную «лавочку» неолиберальной экономики, несколько ослабить позиции «старых монетаристов» в США, и поставить экономику под более жесткий контроль со стороны наднациональных институтов, которые теперь приобретают гораздо больше власти. Мнимый «раскол» между американо-британским и франко-немецким подходами объясняется несогласием части мировой элиты принять новые привила игры как долгосрочные, а не как временные. В любом случае, компромисс может быть достигнут путем согласия между группами элит на то, что увеличение контроля над мировой финансовой сферой — все же чрезвычайная мера, от которой со временем можно будет отказаться. Если же мировая экономика будет нуждаться в централизованной опеке и далее, лидеры G20 будут все больше превращаться в клуб реальных руководителей человечества – более реальных, чем их кингмейкеры – главы крупнейших ТНК. Вот тогда и произойдет смена мирового финансового порядка с возвращением некого подобия «дивного старого мира», когда государства играли в ней более самостоятельную роль.