Банки в Украине Всё о финансах и экономики
Сцена первая. Мы покупаем квартиру в Варшаве где-то в начале 90-х годов. На каждом этапе сделки мужу и мне приходится лично приходить в каждое ведомство, выстаивать в очередях, предъявлять документы. Мы неоднократно посещаем нотариальную контору. Мы по несколько раз ходим в налоговое управление. Наконец нас просят заплатить наличными — а это целый портфель долларов. Продавец не принимает банковские переводы. Оплата в местной валюте ему тоже не нужна.
Сцена вторая. Мы покупаем машину в Вашингтоне, где-то в начале 2000-х. Нам дают немного покататься, затем мы говорим менеджеру, какая именно машина нам нужна. Мы выписываем ему именной чек, и менеджер берет его, не спрашивая даже наши документы. Мой муж задает вопрос: не боится ли он — вдруг чек поддельный? Менеджер смеется, и мы уезжаем из автосалона в новехоньком автомобиле.
Разные времена, разные страны. Но прежде всего разные виды капитализма. Если бы эту статью писал Фрэнсис Фукуяма, перу которого принадлежит книга «Доверие: социальные добродетели и путь к процветанию», то он бы отнес первую сцену в Варшаве к категории культуры «низкого доверия», а сцену в Вашингтоне к культуре «высокого доверия». Их можно также охарактеризовать как «место, где финансовые сделки вызывают раздражение и занимают много времени», и «место, где финансовые сделки осуществляются легко и просто».
Но такие ярлыки не вечны. За два десятилетия с начала 90-х банковские переводы, сделки по телефону и использование местной валюты стали в Варшаве нормой. Теперь вопрос стоит так: изменится ли в предстоящие пару десятков лет и американский капитализм — но не в лучшую, а в худшую сторону?
Читая сообщения о крахе компании Бернарда Мэдоффа Investment Securities, нельзя не сделать вывод, что такие изменения произойдут. Масштабы этого откровенного мошенничества конечно же намного превосходят все, что мог бы совершить продавец автомобилей или даже покупатель квартиры. Среди предполагаемых жертв невероятной пирамиды Мэдоффа крупные банки (BNP Paribas, Nomura Holdings), знаменитые люди (Морт Цукерман — председатель конфедерации еврейских организаций США и крупнейший медиамагнат), а также друзья Мэдоффа по клубу «Палм-Бич». После ареста Мэдоффа закроются многие благотворительные организации, а целый ряд богатых людей обеднеет. Хуже всего то, что сейчас при любой инвестиционной сделке ужесточатся требования к любому человеку, на такие сделки будет тратиться больше времени, а также потребуется гораздо больше документов. И произойдет это не только из-за Мэдоффа, но и из-за ипотечных кредиторов, инвестиционных банков с Уолл-стрит и аферистов из компании Enron, которые так много сделали для разрушения веры в надежность нашей системы.
Более глубокий парадокс заключается в том, что все эти схемы оказались возможны прежде всего только благодаря существовавшей у нас до сих пор культуре исключительно высокого доверия. В этой среде полного доверия в добросовестность многих покупателей верили без вопросов, а также считалось, что состоятельные люди заработали свои деньги исключительно честным трудом. В такой обстановке подобным Мэдоффу людям верили именно потому, что они богаты, потому что они являются членами клубов для избранных, потому что офисы их компаний расположены в дорогом Манхэттене, а большая часть их сотрудников занимается настоящим делом. И никому не приходило в голову, что маленькая группа близких к Мэдоффу доверенных людей занимается у себя на семнадцатом этаже схемой крупнейшего мошенничества.
В иных обществах (а таких, наверное, большинство) очень богатые люди попадают под подозрение по определению. Недавно я познакомилась с богатым россиянином и автоматически предположила, что он получает доходы от каких-нибудь сомнительных махинаций. А как еще мог сколотить состояние человек из этого уголка планеты? На деле же оказалось, что он возглавляет киевское отделение западной компании, которая действует абсолютно прозрачно. Но я знаю, почему допустила эту ошибку. Я все еще помню — и россияне все еще помнят — жульнические сделки по «приватизации» и сложные схемы отмывания денег, в результате которых в России за последние два десятилетия появилось так много миллиардеров. Я также помню удивительную историю компании «МММ», которая в 90-е годы украла полтора миллиарда долларов примерно у 2 миллионов россиян, использовав вторую теперь по размерам пирамиду. Тогда мы думали, что подобные вопиющие случаи мошенничества и обмана возможны исключительно в условиях постсоветского беззакония.
Мы ошибались. Схема пирамиды Мэдоффа, в построении которой его сегодня обвиняют, гораздо шире и масштабнее афер «МММ». Ее руководители не могли даже мечтать о таком размахе. А возможен он стал, наверное, именно благодаря нашей собственной традиции законности. Сейчас же Мэдофф поможет эту традицию разрушить. Вот прогноз: в предстоящие годы американский капитализм станет медлительнее и осторожнее; он будет менее продуктивным и менее предприимчивым. Нам пока далеко до Восточной Европы 90-х годов или до Латинской Америки и России сегодняшнего дня. Но, может быть, не так далеко, как мы думаем.
