«Во всем виновата Америка!» — твердят телепропагандисты и высокие российские начальники. Россия и правда вышла на какие-то новые рубежи: раньше у нас во всем виноват был Чубайс.
Впрочем, все это немного напоминает старшеклассника, застуканного на пьянке: «А что я? Это Леха водку принес. Я вообще пить не хотел!» И действительно: а в чем наши претензии к Америке? Если бы не пришли их легковесные доллары на наш фондовый рынок, если бы он остался на уровне 2005 года, т.е. в районе 600-800 пунктов или подрос бы до скромных 1000-1200, то и нынешнего ошеломительного крушения бы не было. Но наш рынок Лехиной водки явно принял. Только за вторую половину 2005 года он вырос на 85%. Бывает такое? В принципе нет. Но, посмотрев друг на друга, мы все же решили, что такие мы хорошие и недооцененные, что с нами как раз такое может быть. В 2006 году индекс вырос еще на 60%. Потом еще и еще. С мая 2005 г. по май 2008 г. индекс РТС (а значит, и капитализация российских компаний) вырос почти в 4 раза (с 650 пунктов до 2487). Другой подумал бы, что это чудо и дело явно пахнет керосином. Но мы решили, что это Путин, суверенная демократия и явные признаки возрождения России.
В общем, если у вас нету тети, то вам ее не потерять. Но у нас была тетя! Хуже того, мы к ней очень привыкли. И сердимся теперь на нее, что ее с нами нет. Во всем виновата эта самая тетя. Подставила нас, старая карга.
Да, разумеется, доступность долларового кредита и образовавшийся в результате избыток капитала в мире стали причиной кризиса. Но только Россия четыре года именно и стояла под золотым дождем этого избытка. А когда дождь кончился, решила поплевать в небеса. Небеса, дескать, загибаются, на небесах — безответственность и бардак: то с них льет, то, видишь ли, нет. Небесам, дескать, крышка. Даешь многополярный мир!
Инфантильные рассуждения о закате Америки, всплывающие из подкорки советско-чекистского сознания, совсем, однако, не забавны, как может показаться на первый взгляд. Потому что если речь идет о закате Америки и крушении американской системы, эффективностью которой нам столько лет тыкали в глаза, то, во-первых, ничего не жаль, а во-вторых — все можно.
И действительно. Если посмотреть на дело так, что российские корпорации — получастные и даже частные — набрали кредитов для покупки новых активов или для того, чтобы заработать на перепродаже этих денег российским внутренним заемщикам, то возникает вопрос: а с какой стати теперь мы должны из национальных резервов расплачиваться по их кредитам? Пускай продают активы. С какой стати предприниматель N должен платить налоги, которые пойдут на выкуп долгов тех организаций, которые брали дешевые деньги на Западе, чтобы втридорога те же деньги одалживать тому же предпринимателю N? Это же абсурд и двойной грабеж.
Но совсем другое дело, если речь идет не о возврате нахватанных кредитов, а о закате и крушении целой Америки, которая всех подставила и теперь сама идет ко дну. В таком случае спасение наших корпораций, которые вот-вот затянет водоворот этого исторического крушения, дело самое патриотическое и необходимое. Тут уже не спросишь, почему на их спасение должны идти средства Фонда национального благосостояния? И почему нефтяным компаниям, которые и так самые богатые, при цене нефти в $90 за баррель снижают налоги и предоставляют отсрочки, а всем остальным как раз наоборот? Тут уже не спросишь: «Зачем вы лезете в мой карман?», когда тонет Америка. Тут радоваться надо, а не спрашивать. Тебе что — ста рублей жалко на потопление Америки?
На самом деле для России суть исторического момента заключается в том, что если не убедить себя и других в том, что во всем виновата Америка, то станет очевидным другой факт. Факт крушения экономической идеологии суверенной демократии.
Российские корпорации несколько лет брали дешевые кредиты под залог собственных акций и тратили эти деньги на скупку активов и подпитку внутреннего рынка. В одном только 2006 году, когда другие развивающиеся страны наращивали прямые инвестиции, российские компании на каждый доллар прямых инвестиций привлекали еще три доллара кредитов и займов. В результате на долю России пришлось 30% всех кредитов, предоставленных компаниям развивающихся рынков, и лишь около 9% общемировых прямых инвестиций. А зачем нам инвестиции? — рассуждали идеологи этого суверенного маневра. Зачем делиться с кем-то своими будущими прибылями? Мы будем брать у них дешевые кредиты, продавать им по бешеным ценам нашу нефть и отдавать им их собственные деньги да еще хорошо зарабатывать. Это даже не игра в казино, как теперь сгоряча именуют в России фондовые рынки. Это мечта идиота в действии. Но так именно и была устроена наша суверенная демократия в ее экономическом измерении.
И дело даже не в кредитах. Вернуть кредиты — это простейшая часть проблемы. Настоящая проблема в том, что, нахватав месторождений и активов, повыдавив из проектов иностранцев, флагманы суверенной демократии остались теперь у разбитого корыта. Денег на освоение всех этих новых месторождений и активов нет и не предвидится. Как не предвидится дешевых денег для реструктуризации набранной впопыхах промышленной кошелки госкорпораций. А без дешевых кредитов флагманы суверенной демократии сразу начинают смахивать на ржавые допотопные посудины. И разговоры о крушении Америки — это лишь прелюдия к тому, чтобы продлить им жизнь деньгами из национальных резервов и Стабфонда. Потому что другого выхода удержать суверенную демократию на плаву фактически нет.