Важнейшую дискуссию о происходящем в России можно на сегодняшний день считать завершенной. Больше нет смысла спорить, принесло ли восстановление контроля государства над страной при Владимире Путин пользу экономике, а значит, следует ли оценивать это явление в целом позитивно. Незачем гадать, означает ли выбор «либерала» Дмитрия Медведева в качестве нового президента, что в скором времени уровень свободы в стране снова повысится. Можно позабыть о рассуждениях на тему о том, не будут ли кремлевские сторонники «закручивания гаек» более надежными партнерами для Запада, чем их непредсказуемые предшественники-демократы.
Война с демократической Грузией породила в Европе и Северной Америке новую, четкую позицию, выраженную с удивительным единодушием на внеочередном саммите НАТО, состоявшемся в Брюсселе на этой неделе. На саммите был сделан вывод: продолжать отношения с неоавторитарным путинским режимом (хотя официально Путин теперь занимает пост премьер-министра, государством, несомненно, по-прежнему управляет он, и эта война — его война) как будто ничего не случилось, невозможно.
Но этот печальный итог ставит нас перед новой, еще более трудной дилеммой: какова же альтернатива? Первые ответы отрезвляют. Согласившись, наконец, с тем, что новая Россия — злонамеренное государство (и не только по отношению к собственным журналистам и правозащитникам), западные лидеры одновременно приходят и к другому заключению: влиять на нее, а тем более сдерживать, весьма непросто.
Во-первых, следует помнить о нефтяном богатстве России. В первое десятилетие нового века мы, с тяжелым вздохом открывая бумажник на бензоколонках, превратили Москву из скромного реципиента финансовой помощи Международного валютного фонда (International Monetary Fund) в самоуверенного обладателя золотовалютных резервов объемом в 581 миллиард долларов (310 миллиардов евро или 245 миллиардов фунтов). Часть нефтяных доходов идет на нужды армии: теперь мы, словно очнувшись, вспомнили, что она огромна, обладает ядерным оружием, и, как показали события 8 августа, готова наносить удары по территориям за переделами Российской Федерации. Кроме того, смелость России придает тот факт, что Вашингтон предпринял аналогичные в моральном плане — как изо всех сил старается внушить Кремль — действия в Ираке.
Более того, подобно страдальцам-вегетарианцам, вновь открывшим для себя восхитительный вкус мяса, российские лидеры наслаждаются новообретенной ролью «крутых парней» на международной арене. В ходе этого конфликта они и вели себя соответственно: даже Медведев — невысокий, с внешностью кабинетного ученого — рычал: «Если кто-то считает, что может безнаказанно убивать наших граждан,… [то они] будут получать сокрушительный ответ ».
Однако, при всех параллелях между нынешним конфликтом и противостояниями в период «холодной войны», не стоит забывать, что Россия пока не скатилась обратно, к советским временам. Сейчас россияне живут не так свободно, как в девяностые, но куда свободнее, чем в восьмидесятые. Путин и его силовики во многом восстановили централизованный контроль над политическими процессами, но по сравнению с КПСС, державшей все сферы жизни общества мертвой тоталитарной хваткой, они — просто правозащитники из «Международной амнистии» (Amnesty International).
И, самое главное, несмотря на усилия Путина по восстановлению контроля государства над «командными высотами экономики», как любил выражаться Ленин, в России сохраняется частная собственность, частный бизнес, и расширяются коммерческие контакты с международным рынком. Российский капитализм — и, что еще важнее, российские капиталисты — возможно, должны стать нашей главной ставкой в усилиях по ограничению деструктивных действий Москвы против других стран. Более того, как бы дико это сегодня ни звучало, они, возможно, сыграют важнейшую роль в последующем возврате России на более демократический путь.
Конечно, к позитивному восприятию российских олигархов мы привыкнем не сразу. Во-первых, гусеницы российских танков, промчавшихся через Гори, среди прочего, стерли в порошок и заманчивую «гипотезу золотых арок», выдвинутую в свое время обозревателем New York Times Томасом Фридманом (Thomas Friedman), отметившим: «Страны, в которых есть „Макдоналдс“, никогда не воюют друг с другом». Увы, «Биг-маки» свободно продаются и в Москве, и в Тбилиси, так что теперь мы знаем: толика потребительского капитализма не дает иммунитета от традиционных конфликтов между империализмом и независимостью.
Более того, если говорить о самих олигархах, то первой их заповедью стало угодничество перед Кремлем: те, кто этого не понял, уже не первый год попадают под экспроприацию, арест, или отправляются в изгнание. Более того, сегодняшние российские магнаты — это те люди, что нашли способы извлечь выгоду из путинской неоавторитарной политики, и они, несомненно, будут с энтузиазмом участвовать в сборе экономического «урожая» дальнейших неоимперских акций.
Но даже при всех этих оговорках бизнес в сегодняшней России — единственная прогрессивная сила, сохранившая хоть какое-то влияние. Олигархи, конечно — порождение «кумовского капитализма», но в то же время они — сторонники глобального капитализма. Западные рынки капитала, западные потребители, приобретение активов на Западе, даже привлечение западных менеджеров — все это занимает сегодня важное место в их деловых операциях. В результате у олигархов возникает сильная заинтересованность в хороших отношениях с Западом, которая начисто отсутствовала у советского Политбюро, и которую явно не разделяют «силовики».
В психологическом плане олигархи тоже отличаются от силовиков. Российские капиталисты, в отличие от Путина и его товарищей по КГБ, не воспринимают распад СССР как личное унижение. Переломный 1991 г. превратил силовиков из представителей привилегированной и внушающей страх элиты в простых госслужащих с нищенской зарплатой — зачастую к тому же подвергавшихся публичным поношениям. Для российских магнатов, напротив, крушение советского строя стало выигрышным билетом крупнейшей в мире лотереи, давшим им деньги, влияние, и международный престиж.
А теперь позвольте высказать мое скромное предложение. Западу, конечно, следует решительно использовать имеющиеся у него немногочисленные официальные рычаги для обуздания усиливающейся России, в особенности отказ от ее приема во Всемирную торговую организацию и активизацию помощи оказавшимся в уязвимом положении соседним странам, например, Украине. Но почему бы не воспользоваться также неординарным и блистательным в своем хитроумии инструментарием самого Кремля? Путин, как мы убедились, не чурается и прямой конфронтации, но порой Москва предпочитает шантажировать страны, компании и неправительственные организации, попавшие в ее «черный список», с помощью более изощренных методов вроде отказа в визах или ревностных усилий налоговых инспекторов — назовем это «тактикой „ТНК-BP“» в честь злоключений, переживаемых в последнее время совместным предприятием British Petroleum в России.
Магнаты российского бизнеса, с их роскошными виллами в других странах, объемистыми счетами в зарубежных банках и склонности к скупке иностранных активов, представляют собой подходящую мишень для аналогичных «булавочных уколов». В разговоре со мной один олигарх недавно заметил: трагедия Путина заключается в том, что он хочет править как Сталин, и при этом жить как Роман Абрамович (российский плутократ). Необходимо четко продемонстрировать ему и его приятелям из деловых кругов, что сочетать одно с другим у них не получится.
* * * * * * *
Максим Коробочкин, inoСМИ.Ru
Опубликовано на сайте inosmi.ru: 22 августа 2008, Оригинал публикации: The oligarchs could be Russia's best bet